Владимир Зима - Исток

— Это действительно серьёзная новость... Полагаю, что в обратный путь, в Киев, тебе следует отправляться не через Херсонес, а по суше, дабы по пути посетить уличей и волынян, узнать настроения тиверцев... Тебе дадут золота и серебра, чтобы ты смог отговорить южных князей от возможного союза с Диром... По возвращении и Киев тебе надлежит попытаться разрушить союз киевских племён изнутри. Ты меня хорошо понял?

Елпидифор покорно вздохнул:

— Да.

— Нельзя ли на княжеский стол посадить другого князя?.. Кто там ещё есть?

— Я связываю немалые надежды с молодым князем Аскольдом, сыном Дира. Этот молодой муж не без моей помощи научился греческому языку, иногда он приглашает меня в свои покои побеседовать о том о сём... Мне кажется, что порой он даже прислушивается к моим советам, — не без гордости сказал толстяк Елпидифор.

— Твоя верная служба Отечеству будет оценена по достоинству. Тебе выдадут литру золота, — пообещал Феофилакт. — Но главная награда будет от Господа, ибо нет ничего важнее в этой жизни, чем служение христианской империи. Итак, без промедления отправляйся в Киев! Но прежде подготовь подробное письменное донесение обо всём, что происходило в Киеве минувшим летом. Жду его от тебя не позже, чем через два дня.

— Слушаюсь, — почтительно склонил голову Елпидифор и неслышно вышел из кабинета.

Простившись с одним из лучших агентов, Феофилакт отправился к логофету Феоктисту, чтобы предупредить об опасности, нависшей над северным побережьем Чёрного моря.

Секретарь доложил великому логофету Феоктисту, что протоспафарий Феофилакт просит немедленной аудиенции, но до позднего вечера великий логофет не смог уделить ему ни минуты. В его кабинет то и дело входили важные сановники из числа наиболее приближённых к императорскому семейству лиц, и лишь после четвёртой смены стражи секретарь пригласил Феофилакта в кабинет.

Усталый логофет отодвинул в сторону манускрипт, лежавший на столе, и нетерпеливо взглянул на Феофилакта.

— Я не осмелился бы побеспокоить вас, если бы не крайне важные вести из Киева, — не поднимая головы, униженно пробормотал Феофилакт.

— Что там? — визгливо прокричал Феоктист.

— Как сообщил мой агент, в самое ближайшее время следует ожидать набега тавроскифов на один из городов северного побережья Малой Азии... Возможно, это будет Амастрида... Гарнизон города насчитывает только три сотни воинов, ополченцы из пригородных селений при нападении тавроскифов не успевают укрыться за городскими воротами и стать на городские стены... Так уже было в 842 и 852 годах... В Амастриду и соседствующие города следовало бы спешно послать подкрепление да прикрыть с моря двумя-тремя кораблями...

— Ясно. Скажу логофету стратиотикосу, чтобы не позже чем через неделю направил туда две турмы... — решил великий логофет. — Что ещё?

— По сообщению моего агента, киевский князь Дир подчинил себе все окрестные племена... Такое усиление может представлять угрозу интересам империи в северном Причерноморье...

— Подготовь меморандум... По возможности я смогу доложить её величеству... Хотя... — Великий логофет обречённо махнул рукой. — Сейчас никому ни до чего дела нет! Весь двор готовится к смотру царских невест!.. Пока не состоится бракосочетание государя, никакие другие дела не будут рассматриваться...

— Позвольте узнать, скоро ли состоятся смотрины? — едва слышным голосом полюбопытствовал Феофилакт.

— Думаю, недели через две.

— Ваше сиятельство, возможно ли моей дочери принять участие в смотринах?

— У тебя есть дочь? — удивился Феоктист. — И где же она?

— Воспитывается в монастыре, неподалёку от Адрианополя. Дева пригожая, нрава кроткого...

Великий логофет внимательно оглядел дерзкого протоспафария, но затем, видимо, вспомнил, что Феофилакт принадлежит к весьма старому аристократическому роду, и благосклонно кивнул.

— Ступай... И если ей выпадет счастливый жребий, пусть всегда помнит, кому она обязана своим счастием...

Солнце ещё не взошло над скалистой грядой за Босфором, когда Василий тихонько вышел из двери своей каморки, которая помещалась под самой крышей высокого угрюмого дома, осторожно спустился по стёртым каменным ступеням, вышел на крыльцо и в бессильной ярости стиснул кулаки, когда увидел сидевшего на низенькой скамеечке неопрятного рыхлого мужчину с заплывшими жиром глазками, самодовольного и злого, и от одного только вида домохозяина у Василия заныло сердце.