Игнатий не знал секретов великосветской жизни, не был искушён в умении плести тонкие сети придворных интриг, не умел находить общий язык с высокопоставленными царедворцами...
Его боялись, его сторонились, и даже спустя много лет патриарх Игнатий так и не смог стать пастырем, способным вести за собой клир и мир...
— Твой брат, василисса, заслуживает отлучения от церкви, — нерешительно сказал патриарх. — Но я не знаю, насколько эта мера повлияет на Варду...
Логофет Феоктист понял, что Игнатий начинает оказывать влияние на императрицу и промедление может стать для него роковым.
Феоктист поднялся с колен, подошёл к Феодоре.
Дождавшись милостивого кивка, поспешил изречь:
— Я полагаю, ваше величество, что молодого государя следовало бы как можно скорее женить.
— Я и сама об этом думала! — обрадованно воскликнула василисса.
— Завтра же утром я представлю вашему величеству проект новеллы об объявлении смотра царских невест, — пообещал логофет Феоктист. — Тут спешка опасна, но и медлить нежелательно... Полагаю, месяца за два смотрины будут надлежащим образом подготовлены, а там и бракосочетание василевса совершится, и сердце вашего величества наконец-то с Божией помощью будет успокоено...
Лукавый логофет знал, что ни свадьба, ничто иное не успокоит сердце дряхлеющей императрицы.
С приближением старости Феодора становилась всё более равнодушной к государственным делам и людям, управлявшим ими. В своём окружении василисса желала видеть людей, преданных не империи, а лично ей, и послушных более, чем умных. От человека с умом и талантом можно ожидать всяких непредсказуемых поступков, они жаждут самостоятельности и оттого не всегда бывают послушны...
В подрастающем сыне василисса видела главного соперника и потому старалась создать атмосферу всеобщей к нему неприязни, нелюбви и даже презрения. По законам Ромейской империи, распространение слухов, порочащих василевса, расценивалось как государственная измена. Слухи же о пьянстве и распутстве молодого монарха не только не карались, но порой даже исходили из Большого Дворца.
Её ближайшие придворные — великий логофет Феоктист и патриарх Игнатий — помогали василиссе, поскольку боялись увидеть на престоле человека с непонятными для них правилами, взглядами на жизнь, каковым им казался Михаил.
* * *
Протоспафарию Феофилакту доложили о прибытии из Киева трапезита Елпидифора, и он приказал немедленно пригласить его в кабинет.
Отвесив поясной поклон, Елпидифор сообщил:
Есть важные вести...
Присядь и успокойся, мой друг. — Феофилакт указал запыхавшемуся от быстрой ходьбы соглядатаю на высокое резное кресло. — Понимаю, что ты отважился на морское путешествие в столь опасное время не ради пустяков... Отдышись и расскажи всё по порядку.
Круглолицый толстяк Елпидифор целыми днями сидел на главной рыночной площади Киева, слушал разговоры, знал всё, что происходит во дворце киевского правителя Дира, и с каждой оказией присылал в Константинополь сообщения, позволявшие Феофилакту быть в курсе всех дел северных соседей, а теперь он и сам пересёк бурное зимнее море...
— Ну, что там ещё стряслось? — внимательно заглядывая в глаза Елпидифору, спросил Феофилакт. — Уж не собирается ли князь Дир идти походом на Константинополь?
— Господь миловал, — улыбнулся Елпидифор. — Но стало мне известно, что ватаги отчаянных тавроскифов в прошлое лето совершали дерзкие набеги на Херсонес... В ближайшее время готовится набег на один из городов Малой Азии — может быть, на Амастриду... Точнее не смог узнать. Когда уже тавроскифы станут цивилизованными?!
— Увы, у дикарей слишком мало законных способов добывать золото и серебро... Грабёж для тавроскифов столь же естествен, как для тебя или для меня упорный кропотливый труд... Стратега Авксентия надо предупредить, дабы он был готов к приёму незваных гостей. Может быть, удастся послать ему подкрепление... Что ещё нового в Киеве?
Ободрённый вниманием, Елпидифор заговорил важно:
— Киевский князь Дир минувшим летом принял под свою руку всех окрестных князей: северян, древлян и радимичей, вот-вот может покорить дреговичей, уличей и тиверцев, а там и до волынской земли дело дойдёт...
Феофилакт насторожился.
Империя всегда старалась не допустить концентрации власти в руках одного князя. Пусть на границе империи соседствуют равные князьки, пусть дерутся друг с другом, не смея даже помыслить о вторжении в пределы империи. Разумеется, от набегов случайных грабителей не мог быть застрахован ни один прибрежный город, но одно дело — разбойный набег, и совсем другое, когда варвары посягают на священную территорию империи...
Читать дальше