Владимир Зима - Исток

К столику подошли ещё несколько человек из числа постоянных клиентов хромого Симеона.

— Да, злоумышленник был полностью изобличён, хотя он был и знатен и богат и даже получил образование не где-нибудь, а в Магнавре...

— А может, в этом и было всё дело?! — ожесточённо ударяя костлявой ладонью по дубовой столешнице, выкрикнул мрачный монах. — Уж сколько раз все мы становились свидетелями того, что на посулы Сатаны чаще всего кидаются богатеи!.. Они кичатся своим богатством, они учат своих детей в Магнавре, а я вам так скажу: человеку истинно благому там делать нечего!

— Верно, брат, — согласился с монахом Елеазар, — только ты пока помолчи, не перебивай, а то опять я собьюсь с мысли...

— Рассказывай, рассказывай!.. — послышались крики из разных углов харчевни.

— Так вот, братья, главное — способ, каким уличён был этот злодей в своём изуверском учении!.. — польщённый всеобщей заинтересованностью, продолжил Елеазар. — И я сейчас расскажу вам о нём, потому что он действительно таков, что заслуживает и внимания и удивления...

Вновь отхлебнув глоток из глиняной кружки, Елеазар многозначительно поднял к потолку указующий перст.

— У вышеупомянутого зловредного колдуна, представьте себе, была серебряная чаша, в которую он собирал потоки разной крови, когда вступал в общение с отверженными силами... Потом случилось так, что этот колдун стал испытывать нужду в деньгах. И он отнёс эту свою чашу на Аргиропратий, где и продал одному из уважаемых златокузнецов, имя которого я называть поостерегусь до времени. Этот аргиропрат выставил серебряную чашу перед своей мастерской, как это обычно делается. И Промыслом Господним именно к этому аргиропрату был приведён епископ города Гераклеи... Он увидел выставленную на продажу чашу и с удовольствием приобрёл.

Вокруг столика Елеазара собралась изрядная толпа, люди стали заглядывать в харчевню с улицы и заходить, присоединяясь к заворожённым слушателям.

Хромой Симеон живо поднялся и стал обносить всех вином, не забывая получать плату с каждого, а Елеазару, Агапиту и Бьёрну предложил перебраться за более удобный столик посередине харчевни, где Елеазару было удобнее говорить.

Прихватив свои кружки с вином, они перебрались за чистый столик в середине харчевни, и Елеазар продолжил рассказ:

— Так вот, епископ Гераклеи вскоре уехал из нашего Города туда, где находился его епископский престол... Разумеется, он увёз с собой и эту серебряную чашу... Как всем известно, в Гераклее и поныне хранятся нетленные мощи святой великомученицы Гликерии... И мощи эти непрерывно источают знаменитое нерукотворное благоухающее миро... Так вот, этот нерукотворный дар Божий изливался до той поры в какую-то невзрачную медную чашу. Из почтения к святой великомученице Гликерии епископ решил переменить сосуды: он удалил простой медный сосуд от святейшего церковнослужения, а вместо него поставил для восприятия боготочимого мира серебряную чашу... Но с этого мгновения... — голос Елеазара задрожал от волнения, — прекратился поток чудесного мира, и скрылся источник благодати...

Елеазар на некоторое время умолк, вытирая выступившие слёзы. Хромой Симеон вновь принялся обносить посетителей вином.

Под низкими каменными сводами харчевни установилась мёртвая тишина, слышалось лишь натужное дыхание десятков людей, заворожённых страшным рассказом Елеазара.

— Да!.. Не проявляла уже святая великомученица Гликерия своих чудесных сил, удержала свою благодать, отняла свои дары!.. Решила великомученица Гликерия из отвращения к сему серебряному сосуду не источать больше миро... Поскольку это продолжалось много дней, в Гераклее стало всем известно об этом несчастье. Всё это повергло епископа в великое горе. Печалился он о свершившемся, оплакивал прекращение чудес, призывал вновь благодать... Разумеется, епископ не считал себя в этом виноватым, он старался найти причину и не мог снести постигшего его позора. Это обстоятельство привело его в совершеннейшее уныние, сама жизнь ему стала не в жизнь, после того как церковь лишилась такого чуда... Из-за прекращения боготочимой благодати были установлены посты и моления, пущены в ход слёзы и причитания, призваны на помощь стенания, все прихожане занялись ночными бдениями. И вот, когда Бог столь чудесно отвратился от этого сосуда несчастья и в своей справедливости сжалился над их неведением, тогда во сне явилось епископу Гераклеи видение, показавшее ему ужасную нечисть, заключавшуюся в серебряной чаше. Тотчас же священнослужитель велел тайно вынести из храма купленную им чашу и вернуть в святилище медную. Он вновь поручил святыню этой благословенной старой чаше, как деве непорочной и не запятнанной никаким отвратительным колдовством... И действительно, тотчас же возобновились чудеса, и вновь стало истекать миро, стала изливаться благодать, слёзы и печаль прекратились, не стало места унынию, пятно нечестия было смыто, и вновь осенился город Гераклея прежней славой — ведь Господь готов проявлять свою жалость, если к нему обращаются с благочестивой мольбой...