Владимир Зима - Исток

И только когда солнце уже поднялось почти в зенит, когда все помышляли о том, чтобы поскорее вернуться в Город, загонщики наконец-то смогли выгнать небольшое стадо насмерть запуганных ланей прямо на охотников, и уж тогда-то запели в чаще тугие луки, засвистели в воздухе оперённые стрелы.

Волею судеб Георгий оказался неподалёку от стратора Василия и смог воочию убедиться, что не зря этого македонянина все величают счастливчиком — у недавнего циркового возничего была на диво твёрдая рука, меткий глаз и тот особый, присущий лишь настоящим охотникам медлительный задор, при котором стрелок до последней возможности сдерживает туго натянутую тетиву, в то время как все окружающие наперебой подсказывают ему: «Стреляй! Стреляй!» — но в этом-то промедлении и заключался точный расчёт, и выпущенная стрела без промаха разила отмеченную глазом быструю лань.

В свите его величества новый стратор появился почти случайно — вскоре после приснопамятного пира на вилле у Евдокии Ингерины стратиг фемы Вукелларий подарил императору коня, которого никто не брался объездить.

Злые языки всезнающих придворных сплетников утверждали, будто посоветовала стратигу совершить этот дар сама Евдокия. Она же вошла в сговор с комитом Феофилом, и уже сам комит порекомендовал императору призвать для укрощения подаренного жеребца некоего македонянина, недавнего победителя ристаний.

А далее всё произошло словно по мановению волшебной палочки: македонянин укротил жеребца и немедленно получил придворную должность стратора.

И теперь с утра Василий гарцует на удалом коне вблизи его величества, а по ночам стратора привечает Евдокия Интерина. Что и говорить — действительно счастливчик!..

Через парадные Харисийские ворота компания высокородных охотников, словно ураган, ворвалась в Город.

День был торговый, улицы и форумы столицы были заполнены людьми.

При появлении императорской свиты горожане поспешно опускались на землю, распластываясь перед монархом, а чтобы кто-то ненароком не забыл совершить проскинезу, впереди скакали закованные в блестящие стальные доспехи бесстрашные ратники личной гвардии его величества, и этериарх Андрей щедро раздавал направо и налево удары плетей, не разбирая, кто оказался перед ним — знатный чиновник или сирый простолюдин.

В последнее время эпарх столицы, престарелый флотоводец Никита Орифа настоял на том, чтобы даже на краткие прогулки по окрестностям столицы император выезжал в сопровождении не менее дюжины вооружённых до зубов телохранителей. Обстановка в столице вновь была неспокойной.

Некий Гивон явился из Диррихия в Константинополь и стал будоражить народ, выдавая себя за якобы законного наследника престола — за старшего сына императрицы Феодоры.

По сведениям тайной полиции, городская чернь охотно поддалась на щедрые посулы соискателя престола, бурно приветствовала самозванца на столичных форумах, а однажды даже была совершена противозаконная попытка прилюдно надеть на ноги смутьяна пурпурные сандалии.

При том, что каждому секретному осведомителю была обещана значительная награда за поимку наглого самозванца, все усилия тайного сыска были тщетными, изловить Гивона никак не удавалось.

Уже пошли разговоры о том, что в столице христианской империи у этого зловредного смутьяна расплодилось немало сообщников и что будто бы за пределами городских стен их насчитывалось до пяти тысяч. Прошёл слух, будто сам опальный патриарх Игнатий признал справедливыми притязания этого нечестивца на престол.

Втайне от императора с каждым из его высокородных друзей, в том числе и с Георгием, побеседовал высокопоставленный чин из ведомства городского эпарха и предупредил, чтобы во время всякого выезда за пределы Большого Дворца спутники монарха были готовы защитить его величество от возможной опасности.

Георгий полагал, что всякий придворный, мечтая отличиться в глазах повелителя империи, вероятно, готов был молить Господа, чтобы тот послал богомерзкого смутьяна Гивона именно в его руки, но случай представился тому, кто и не помышлял о придворной карьере.

Император Михаил, притомлённый довольно бестолковой охотой, с самым безучастным видом ехал по главной улице Города, едва поглядывая сверху на спины своих подданных, которых будто серпом косило при его приближении, и Георгию казалось, будто на лице монарха уже запечатлелось предвкушение тёплой ароматной ванны, ожидание неги, создаваемой заботливыми руками слепого евнуха-массажиста...