Эвелин и Элис Дейл - Мой дорогой демон

Раздавшийся стук в дверь оторвал его от ненавистных мыслей о ней, и старик рявкнул:

– Кто там?! Войдите!

Дверь распахнулась, и на пороге появился потрепанный от долгих поисков Марку. Бырцой прищурился, прожигая его свирепым взглядом. Не желая утруждать себя лишними вопросами, ждал, когда же тот сообщит ему хоть что-то. И Крецу проговорил:

– Доамна вернулась.

Старик напрягся так сильно, что его затрясло:

– Где она? – голос его больше напомнил воронье карканье. «Вернулась, значит… жива». Но испытанное облегчение опять сменилось бешенством.

– Она только что въехала во двор вместе с конюхом. Прикажете привести их?

– Я выйду сам. Иди за мной.

Бужор, тяжело дыша, вышел в коридор и направился к лестнице. В мозгу его билась одна беспощадная мысль о том, как бы ему сдержаться и не придушить эту девицу, возомнившую себя свободной и беспечной. «Убью ее!» Злоба рвала его на части! Подгоняемый кровожадными мыслями, старик выбежал во двор, где должна была появиться его молодая жена. Девушка действительно была там, спешившись с лошади, она стояла возле Янко, облаченная в какие-то безобразные тряпки. Увидев ее, Бырцой зашипел, как змея, сжав кулаки, и представил, как бы в его стальных пальцах хрустнула ее шея. Дурная девка! Та, услышав его тяжелые шаги, обернулась, и когда их взгляды встретились, Бужор ощутил удовлетворение. В ее глазах читался испуг, вероятно, от скорой неожиданной встречи с супругом. Девушка развернулась к нему, инстинктивно сделав шаг назад, когда тот оказался совсем близко. Илинка увидела его почерневшие от ненависти глаза, и внутри у нее все похолодело. Она еле сдержалась, чтобы не перехватить за руку Янко, безмолвно ища защиты. Этой ночью, вдали от замка и его отвратительного владельца, ей показалось, что прежняя жизнь была страшным сном. Но грезы кончились, и она вернулась в реальность.

Илинка не успела опомниться, как Бужор размахнулся и наотмашь с силой ударил ее по щеке. Девушка вскрикнула и пошатнулась. Янко дернулся навстречу старику, но, не сделав и шага, замер под беспощадным взглядом хозяина. Тот выставил перед ним руку, оскалившись в омерзительной улыбке:

– Хочешь защитить свою доамну, щенок? Попробуй! – он шагнул к нему сам и заорал так громко, что его лицо исказилось в страшной и злобной гримасе. – А ну назад, раб! Я шкуру с тебя спущу прежде, чем ты только тронешь меня! Назад!

Янко тяжело дышал, глядя на Бырцоя не менее ненавистным взглядом, а желваки ходили на его красивом и мужественном лице. Как же он хотел одним ударом проломить этому ироду его башку, чтобы тот больше даже и пальцем не касался Илинки! Девушка стояла рядом, держась рукой за пылающее после пощечины лицо, а в глазах застыли слезы. Она не страшилась за себя, все, чего сейчас боялась – только бы Янко не натворил бед. Илинка выступила между конюхом и супругом. К ним уже спешил Марку, держа в руках длинный хлыст, и был готов отразить любой выпад в сторону хозяина. Глядя на Бужора, девушка заговорила срывающимся от волнения голосом, почувствовав, как вместе со страхом в ней рождается еще большее к нему отвращение:

– Домнул… Янко не виноват. Это я попросила его сопроводить меня в город. Гроза застала нас в лесу и…

– Замолчи! – его визг был таким громким, что она отшатнулась. Старика трясло от злости, он, брызгая слюной во все стороны, вновь закричал, – закрой рот, грязная девка! Ты рискнула ослушаться меня! Как ты посмела?! – он занес руку для следующего удара, но увидел, что на этот раз она не закрыла глаза от ужаса, готовая стойко принять его выпад. Янко вновь напрягся. Но Бырцой вдруг опустил руку, злобно скривившись. Он обернулся на слугу, проговорив уже спокойнее. – Марку… Сопроводи госпожу в замок. Нам с ней предстоит долгий разговор.

И когда тот подошел, небрежно перехватив под локоть Илинку, она дернулась из его рук, вскрикнув:

– Не смейте прикасаться ко мне! Я могу пойти сама. Уберите от меня руки! Сейчас же отпустите меня, Марку! Мне больно!

Кто бы только знал, чего стоило Янко не двинуться с места. Он не сводил пронизывающего взгляда с хозяина. Как же он ненавидел его! Как же хотел заставить его подохнуть! От одной мысли, что тот может сделать с доамной, сердце конюха обливалось кровью. Но старик заговорил сам, обратив к нему гневное лицо. Его голос стал вкрадчиво тихим:

– Ты что же возомнил о себе, гаденыш? Что сможешь тягаться со мной? – его тонкие губы опять растянулись в мерзкой ухмылке, показав желтые зубы, – запомни, сукин сын, в этом доме я твой хозяин! И все здесь принадлежит мне! И ты сам, и твоя безродная девка, которая днями и ночами отдается мне. Хотя почему же тогда твоя? – смешок, сорвавшийся с его губ, был похож на лай старой собаки. Янко застыл как вкопанный. Бужор довольно ощерился, внезапно заметив за спиной конюха Бьянку, о которой сейчас шла речь. – Запомни, смерд, только я здесь решаю, будешь ты жить или сдохнешь.