Виктор Усачёв - Атаман ада. Книга первая. Гонимый

– А просто, – охотно делился партийными секретами Дорончан. – Честно делиться благами с народом, а если не захотят-с… богатеи – отобрать силой в пользу бедных.

– И к-каким же образом? – засомневался Григорий. – Кто ж добровольно отдаст н-нажитое? Опять же, на стороне б-богатых сила, а у народа что – д-дубина?

– Да, – согласился политический, – дубина. А ежели народ убедить, чтобы ахнул этой дубиной? О-о, этим, во дворцах, уверяю вас, небо с овчинку тогда-с покажется! А убедим мы, анархисты… я вам, Григорий, – незаметно перешёл на доверительный тон политический, – откровенно скажу: чтобы достичь такого результата, нужны всего, как сказал Фридрих Великий, три вещи – деньги, деньги и ещё раз деньги.

– Д-деньги на что?

– На революцию, Григорий, на вооружённое восстание против угнетателей, которые понимают только язык силы… да ведь и вас, уж извините-с, эти богатеи сделали изгоем.

В самую точку попал Дорончан! Глаза Григория потемнели, сузились, и анархист поспешил закрепить успех:

– Потому мы, анархисты, и аннексируем… э-э… экспроприируем… ну, то есть, конфискуем-с награбленное у народа. И нам нужны в боевые бригады такие отважные храбрецы, как вы, Григорий.

Не раз и не два беседовал на прогулках Дорончан с Григорием, мягко убеждая того примкнуть к анархистам после освобождения… и в конце концов убедил! Договорились, что Григорий, выйдя из тюрьмы, будет ждать: устроится на работу, будет жить обычной жизнью, а Дорончан его найдёт.

– У них ведь, – успокаивал Григория политический, – на меня ничего нет-с. Так… одни подозрения, которые к делу не пришьёшь. А если у вас не получится… с работой, так я вам один адресочек одесский шепну.

Да Григорий уже и не хотел никуда устраиваться – всё ему выходило боком.

А тут ещё, выйдя в феврале из тюрьмы и побывав у сестры Елены в Ганчештах, он получил повестку, обязывающую его явиться на призывной пункт в Балты. Дело в том, что в январе началась русско-японская война – мобилизация! Но Григорий, основательно обработанный Дорончаном, считал любую войну, как и все либералы, несправедливой… потому и, мысленно показывая властям кукиш, совсем не собирался ехать в Балты. Напротив, чтобы спрятаться от мобилизации, подался в Одессу по «нашёптанному» Дорончаном адресу.

В управлении полиции Кишинёва – переполох. Новый губернатор князь Урусов, высочайше назначенный разгрести весь «мусор», оставшийся после погрома, сразу рьяно взялся за дело и тут же прослыл юдофилом. Его интересовали все структуры власти, а более того – полиция. Сняв Ханженкова, он поставил полицмейстером полковника Рейхарта, опытного служаку, бывшего полицмейстером в Риге, который круто принялся наводить порядок. Но ему надо было спешить, потому как губернатор разрешил евреям (изрядно напугав этим самым Рейхарта) похоронить осквернённые в результате погрома свитки священной Торы*, в связи с чем ожидалось многочисленное еврейское шествие к кладбищу.

Сидя у себя в кабинете, полковник, крупный, с шикарными бакенбардами («А взгляд-то, взгляд – мамоньки! – шушукались по углам чиновники. – Как есть убийственный! Так и гвоздит, так и гвоздит!») казистый мужчина, внимательно знакомился с личными делами частных приставов*, изредка бормотал:

– Та-ак… так-с, так-с… Розенберг, коллежский советник*…с первой части… о-о, да ты у нас, братец, прямо герой – мзду, как видно, не берёшь. Отменно… мы тебя оставляем… та-ак-с, кто у нас тут следующий? Та-ак-с… пристав второй части Соловкин, титулярный советник*…хм-м… ага… да ты, братец, наглец – в шею! И помощник твой наглец – в шею! А на твое место назначим… Хаджи-Коли, благорасполагает к себе, да и послужной список отменный. А заместителем его… та-ак, посмотрим рекомендации кишинёвского исправника… ага, Чеманский… гм… недурственно, недурственно… ого! Такой молодой, а уже столько раскрыл… пожалуй, вполне в помощники годится. Та-ак-с… третий участок… Лучинский, коллежский асессор*…гм… берёшь мзду-то, в меру однако, а помощник твой уж совсем… что ж, подумаем насчёт тебя, но помощника твоего – в шею, чтобы понял.

Закончив с приставами (из пяти оставил четверых), полковник принялся за прошения, переадресованные ему губернатором. Одно из них заинтересовало: «Почтительнейше прошу Ваше превосходительство удостоить моё долговременное ожидание должности Вашим милостивейшим и высоким вниманием, и устроить моё благосостояние если не должностью столоначальника, то назначением меня надзирателем или становым приставом. Служба таковых должностей вполне мне известна и при этом я имею достаточный дар выполнять должное и по совести, и по закону».