Юрий Винничук - Аптекарь

– Подними рубашку, – приказала девушка.

– Я ее не убивал, – лепетал Зилькевич, – я только развлекался с ней… это не я… когда она делала то самое со мной… ее хлестнул кнутом сын Грозваера, и она, может, сама того не желая, укусила…

– Подними рубашку.

Зилькевич, всхлипывая, поднял рубашку левой рукой, и Юлиана увидела именно то, на что рассчитывала.

– Я ее не убивал. Это Матиас! Матиас стрелял из лука! Они ее догоняли, а как увидели, что убежит, Матиас выстрелил. Меня там не было.

– Да. Ты в это время скулил, лежа на сене и прижимая руки к своему сокровищу. Здесь, где ты стоишь, ее догнала стрела. Я нашла это место. Нашла ее волосы, выдернутые колючками ежевики, когда вы волокли ее по земле к реке.

– Я не волок. Это был не я, – он все время оглядывался, ища спасения.

– Это ничего не меняет. Вас было пятеро. И все вы все равно виновны. Вы сделали это потому, что знали – за проститутку никто наказывать не будет. Но вы на этом не остановились. Кто убил мусорщика?

– Михаэль, сын Грозваера.

– А Регулу?

– Тоже он.

– Что же – отправляйся к своим друзьям.

Шпага блеснула на солнце и пробила рот судьи. Он тяжело рухнул на землю. Юлиана быстрым движением отрезала ему язык, вытащила из-за пазухи флягу со спиртом, где уже лежали другие обрезки, добавила последний и бережно завинтила. Затем села на козлы, быстро вывела карету на дорогу, выпрягла одну лошадь и помчалась в направлении города, где на причале ждал ее корабль. Покидая город, у дороги в кустах неподалеку от Краковских ворот она спрятала сумку со своими вещами, но времени, чтобы их забрать, уже не было – как раз пробило восемь. Юлиана пришпоривала лошадь, не спуская глаз с причала, последняя лодка вот-вот должна была отчалить от берега. Она еще с коня кричала и махала шляпой, потому что моряки начали отталкиваться веслами от берега. Наконец они ее таки заметили и задержались. Девушка соскочила с коня и подозвала одного из мальчишек, что крутились на берегу и были всегда на подхвате, когда надо было помочь что-нибудь разгрузить или занести в город. Маленького Стася она хорошо знала, он всегда отличался добросовестностью, на него можно было положиться. Юлиана объяснила, как найти сумку, которую она спрятала в кустах. Сумку надо было отнести в аптеку «Под Крылатым Оленем».

– А еще позовешь аптекаря и отдашь ему это письмо и вот эту флягу. Только ему в руки, понимаешь? Поклянись.

– Да чтобы я, пан Лоренцо, трижды провалился, если кому сболтну. Вы же меня знаете!

Стась перекрестился, а Юлиана вручила мальчишке золотой. Затем села в лодку, в изнеможении упала на доску и, вытерев пот со лба, посмотрела с грустью на город.

Капитан помог ей подняться на корабль и хотел отвести в каюту, но Юлиана отказалась – она хотела еще попрощаться с городом, для нее он был так дорог, но уже неприступен. Она смотрела, как он исчезает в тумане, как в клубах мглы мелькают и тают башни и купола, и ее затопила непреодолимая грусть, она сжала ее сердце и, чтобы не разрыдаться перед всеми на палубе, она побежала в каюту и заперлась там. Теперь она дала волю слезам. На столике у кровати стояла бутылка ямайского рома и поднос с фруктами. Юлиана сделала большой глоток, откинулась на подушку и закрыла глаза. Она отомстила и могла двигаться дальше. Какой будет ее дальнейшая жизнь – уже не так важно, потому что самым важным было то, что она это сделала.

«23 марта 1648 года.

Наша камера довольно просторная, но с одним лишь маленьким окошком под потолком, так что царит здесь полумрак, к которому быстро привыкаешь. И когда появляется стража, принося нам воду и пищу, приходится отворачиваться от света, льющегося из открытых дверей. Утром ежедневно выводят нас во двор, где можно помыться и пройтись от стены к стене, решетчатые ворота в такое время всегда облеплены зеваками, которые наблюдают с интересом за нами. Подозреваю, что моя личность вызывает у них куда больший интерес, чем разбойники. Ночью слышен шорох, попискивание мышей, шелест соломы. Если приложить ухо к стене, можно услышать глухой стон сотен страдальцев, которые побывали здесь перед своим последним путешествием в небытие. С некоторыми из них и я был знаком.

Как удивительно все возвращается! Еще вчера я был уважаемым горожанином, а теперь я – убийца. Потому что каждый висит над своей бездной. Моя бездна разверзлась передо мной с самого утра. Я одевался, когда раздался громкий стук в дверь. Айзек побежал открывать и остолбенел, увидев бургграфа с цепаками.