Кен Фоллетт - Зима мира

– В том числе и наши планы на медовый месяц, – сказала Зоя. – Мой отпуск наверняка отменят.

– Мы думали, Советскому Союзу ничто не угрожает.

– Только что твой отец произнес речь, что никогда еще дело революции не было в такой безопасности.

– Теперь ни о какой безопасности говорить не приходится.

– Да, – сказала Зоя. – Пока у нас самих не будет атомной бомбы.

Джеки Джейкс и Джорджи впервые приехали в Буффало и остановились в квартире у Марги. Грег и Лев тоже были, и в день победы над Японией – в среду, 15 августа – все пошли в Парк Гумбольдта. На всех дорожках толпились торжествующие парочки, а в пруду плескались сотни детей.

Грег был счастлив и горд. Бомба действовала. Два устройства, сброшенные на Хиросиму и Нагасаки, вызвали ужасающие разрушения, но они привели войну к быстрому концу и спасли жизнь тысячам американцев. Грег принимал в этом участие. Благодаря тому, что они совершили, Джорджи будет жить в свободном мире.

– Ему девять лет, – сказал Грег Джеки. Они сидели на скамейке и разговаривали, а Лев и Марга пошли с Джорджи покупать мороженое.

– Просто не верится.

– Интересно, кем он станет, когда вырастет?

– Вот кем он точно не станет – так это актеришкой или музыкантом с дурацкой трубой, – яростно сказала Джеки. – У него есть голова на плечах.

– А тебе бы хотелось, чтобы он преподавал в колледже, как твой отец?

– Да.

– В таком случае… – Грег к этому и подводил, но беспокоился, не зная, как Джеки это воспримет. – Тогда он должен пойти в хорошую школу.

– Ты о чем?

– Может, отдать его в пансион? Он мог бы учиться там, где учился я.

– Он был бы единственным черным учеником.

– Не обязательно. Когда я там был, у нас был один цветной парень, индиец из Дели, его звали Камал.

– Всего один.

– Да.

– Его дразнили?

– Конечно. Мы звали его Кэмел [17] Верблюд ( англ. ). . Но мальчишки к нему привыкли, и он кое с кем подружился.

– А что с ним было потом, ты не знаешь?

– Он стал фармацевтом. Я слышал, у него уже две аптеки в Нью-Йорке.

Джеки кивнула. Грег понял, что она не против его плана. Она была из культурной семьи, и пусть сама она бунтовала и не желала учиться, но в ценность образования верила.

– Ну а плата за обучение?

– Я мог бы попросить отца.

– И он стал бы платить?

– Взгляни на них, – Грег указал на дорожку. Лев, Марга и Джорджи возвращались от тележки мороженщика. Лев и Джорджи шли бок о бок и ели вафельные рожки, держась за руки. – Мой консервативный отец держит за руку цветного ребенка в городском парке. Поверь мне, он согласится платить за школу.

– Джорджи на самом деле никуда не вписывается, – сказала Джеки обеспокоенно. – Черный мальчишка с белым отцом…

– Я знаю.

– Жильцы дома, в котором живет твоя мать, думают, что я служанка. Ты знал?

– Да.

– Я не стала их разубеждать. Если бы они поняли, что негры живут в доме в качестве гостей, могли возникнуть неприятности.

Грег вздохнул.

– К сожалению, ты права.

– Жизнь у Джорджи будет нелегкая.

– Я знаю, – сказал Грег. – Но у него есть мы.

Джеки улыбнулась ему, что случалось нечасто.

– Да, – сказала она. – Это немало.

После свадьбы Володя и Зоя переехали в собственную квартиру. Немногим молодоженам в России выпадало такое счастье. На протяжении четырех лет вся промышленная мощь Советского Союза была направлена на изготовление оружия. Едва ли строились дома хоть в каком-то количестве, а разрушено их было много. Но Володя был майором разведки Красной Армии, да к тому же и сыном генерала и был в состоянии использовать связи.

Квартирка была компактная: гостиная с обеденным столом, спальня чуть больше стоящей там кровати и кухня, в которой было негде повернуться, если в нее заходили двое; тесный туалет с душем и раковиной и крошечная прихожая со шкафом для одежды. Когда в гостиной работало радио, его было слышно во всей квартире.

Они быстро обжились. Зоя купила ярко-желтое покрывало на кровать. Володина мать достала коробку столовых приборов, которую купила еще в 1940 году в ожидании его свадьбы и хранила всю войну. Володя повесил на стену фотографию в рамке – его выпускной класс в Академии военной разведки.

Они теперь больше занимались любовью. Володя и не задумывался, насколько будет все иначе, когда они будут одни. Он никогда не чувствовал себя особенно скованно, когда спал с Зоей в квартире родителей или в ее квартире с соседями; однако теперь он понял, что разница была. Надо было говорить тихо, прислушиваться, не скрипнет ли кровать, и всегда была вероятность, хотя и небольшая, что кто-нибудь войдет. В чужом доме никогда не чувствуешь себя достаточно непринужденно.