Карел Коваль - Моцарт в Праге. Том 1. Перевод Лидии Гончаровой

Пока Моцарт разговаривал с виолончелистом, все музыканты смотрели на него. Моцарт спрашивал Шиму:

«Вы знали семью Бенды?»

«Как не знать, там, на Бенатках этих Бендов, что цветов, и все играют. Там даже говорят: Бенда – значит музыкант».

Моцарт рассмеялся и с ним вся компания. А старый Шима продолжал:

«Один Бенда есть в Берлине, Играет у короля Берджиха. Он там со всей семьёй. Это скрипач, каких ещё поискать. О нём рассказывают, будто он обладает таким звуком, что однажды заставил остановиться наследного принца, нынешнего короля».

«Как это?»

«Нам рассказывал об этом регент Брикси, его дядя, который слышал историю от самого Бенды, когда он останавливался у него, будучи проездом в Праге. Франтишек Бенда, тогда ещё крепостной, беглый, хотел поступить на службу к прусскому королю. Он занимался на скрипке в гостинице, и в это время как раз проезжал мимо наследный принц Берджих.

Звук Бендовой скрипки его остановил, такой это был необыкновенный звук. Принц быстро послал адъютанта узнать у хозяина гостиницы, кто там играет. Привели Бенду. И уж больше не отпустили, взяли в замок, и слава о нём вскоре дошла до всех европейских дворов. Вот такой звук имеет Бенда».

Моцарт кивает головой:

«Знаю эту историю как легенду. Я должен однажды наконец послушать этого Бенду, столько о нём слышал и всегда только похвальное».

Граф Пахта говорит с улыбкой:

«Это всё чешские звуки, которые приманивают человека издалека. Не с одним наследным принцем был подобный случай, у нас в Чехии такое случается нередко. У меня в капелле есть сказочный музыкант, играет на лесном роге, Чермак.

Так он тоже поймал меня на свой звук. Был я на охоте. Вдруг слышу красивую музыку, звучание вылетало из глубины леса, да такое великолепное, будто золото течёт. Играли на лесном роге.

Иду на звук, всё ближе, ближе, и вот нашёл его творца. Это был мальчик, си- девший на пеньке, он играл для себя и был погружён в свою музыку так глубоко, что не слышал меня и не обратил внимания, пока я не положил ему руку на колено. Он вздрогнул, как от чего-то страшного, быстро обернулся и увидел меня. С тех пор я его уж не отпускал. Дал ему возможность получить музыкальное образование, и сейчас он у меня. Это гордость моей капеллы, Чермак. Мы его прозвали Чермачек. Знаете, маэстро, есть такая лесная птичка – чермак. Все в капелле знали его историю и скоро стали обращаться: Чермачку!»

Старый граф Тун посмотрел на оркестр и сказал:

«Как видите, маэстро, тут каждый имеет свою историю, и одна на другую похожа. Как будто Богиня Судьбы опьянила их музыкой, чтобы они несли наслаждение тем, кто имеет сердце, уши и способен слышать и ещё понимать. А если они встречают понимание, то стараются играть до последнего дыхания.

Вот посмотрите, наш милый гаусофицер Вейсбах. Стоит там, будто он никто. А ведь был он знаменитым валторнистом, как Пунто, бывало, с ним играл. Вейсбах учился в Мангейме у нашего Шинделяра, затем у Гоудка в Драждьянах. В высоких нотах и в беглости не знал себе равных, разве что Пунто. Умел из лесного рога извлечь звучание нежное, как у флейты. Тяжелейшие пассажи играл с удивительной лёгкостью, ни разу не наморщил лицо, всегда улыбался как дитя. Играл он у меня целых пятнадцать лет, пока ему служили зубы. А уж потом я назначил его гаусофицером. И всё же, если сейчас сядет за пульт, сыграет и на скрипке, и на альте, и на виолончели. Кровь музыканта не ржавеет. Подойдите, Вейсбах!»

Вейсбах встал из оркестра, как солдат на посту, а сам весь покраснел от радости и благодарности, ведь его сам пан Моцарт удостоил поздравлением.

Потом граф Тун отошёл, и снова зазвучала красивая музыка.

Играли симфонию, серенаду, изящный менуэт. Полтора часа продолжался этот концерт, Моцарт слушал непрерывно с большим вниманием. Действительно, каждый член домашнего оркестра был мастером своего инструмента.

– 5 —

Граф Тун спросил:

«Вы довольны?»

Моцарт:

«Это не то слово, я в восторге!»

Встал, подошёл к капельнику Клацкелю и снова пожимает ему обе руки.

«Благодарю, сердечно благодарю. Вы не представляете, какую доставили мне радость. Я счастлив. Я, наконец, услышал музыку в колыбели вашего земляка Йозефа Мысливечка, которого недаром называли в Италии «Божественный Чех».

У Штепана Клацкеля были влажные глаза. Старый граф Тун говорит:

«Такой концерт можете получать у нас, маэстро, каждый день, если вам понравилось».

«Это большая честь для меня и огромное удовольствие. Рад буду встретиться завтра, и ещё раз сердечное спасибо. До свиданья».