Жан Гросс-Толстиков - Царевна с Петроградской

Антонина несколько раз прошлась по просторной комнате и вскоре пол заблестел, как новый. Правда, руки молодой женщины стали красными и горели, словно в них впивались тысячи крошечных иголок.

К удивлению Антонины в «красном углу» оказались несколько старинных икон, прикрытые серой зановесочкой, отчего и остались незамеченными сразу. Новая хозяйка долго рассматривала печальные лики и, наконец, решилась разобрать домашний иконостас.

– Все-таки твой папа – офицер госбезопасности, пусть и ставший капитаном, – с улыбкой пояснила она Эльвире, внимательно следящей за матерью. – Мы с тобой, Эличка, будем считать, что он просто помолодел. А обратно до майора еще дорастет. Он у нас хороший.

Несмотря на то, что Антонина была современной молодой женщиной, комсомолкой, с новым взглядом на социалистическую жизнь, выкинуть иконы рука не поднялась. И Антонина решила спрятать те за шкаф. Но едва она сняла с угловой полочки центральный лик, внимание Антонины привлекла маленькая аккуратно свернутая бумажка в букете давно засохших цветов.

Присев на табурет, Антонина бережно развернула бумажку. Тайком косясь на плотно закрытую входную дверь, она шепотом прочитала рукописный текст:

– Не гнушайся нас грешных, на Твою бо милость уповаем. Угаси горящий в нас пламень греховный… И покаянием ороси изсохшая сердца наша…

До возвращения мужа, молодая женщина навела в избе идеальный порядок и приготовила обед. Там же в сенях Антонина нашла огромный деревянный ящик. Она втащила его в комнату, установила на двух табуретах и устроила в нем кроватку для дочери. Накормив Эльвиру и уложив ее спать, Антонина присела к окну и, поджав щеку рукой, безучастно уставилась в глухую северную ночь.

Неожиданно в дверь постучали, что говорило лишь об одном – это не муж. Антонина поднялась с табурета и открыла дверь, но тутже была грубо отодвинута в глубь комнаты чьим-то широким задом. Ночная гостья бесцеремонно втиснулась в дверь, продвигаясь спиной и втаскивая что-то громоздкое.

– Здравствуйте, – выглядывая из-за спины женщины, тихо сказала Антонина, привлекая к себе внимание.

– Вечер в хату! – отозвалась та, оборачиваясь и стаскивая с головы армейскую шапку-ушанку.

Женщина расстегнула тулуп и устало плюхнулась на табурет около стены, вопросительно глядя на хозяйку.

– Тьфу ты ну ты… Водицы подай, а? – грубо попросила она.

– Извините, – улыбнулась Антонина и бросилась бегом к чану с питьевой водой. – Минуточку…

Она набрала полную кружку и преподнесла ночной гостье, замерев рядом с той, как послушная школьница перед строгой учительницей. Женщина утолила жажду и самодовольно крякнула, мгновенно подобрев.

– А откуда это такую красивую девочку к нам занесло? – ощетинилась она, поблескивающей золотыми коронками улыбкой.

– Из Ленинграда, – неуверенно пожала плечами Антонина.

– Добро, – кивнула та, будто этого ответа и ожидала услышать. – А мамка твоя где?

– Мама? – удивленно переспросила Антонина. – Дома… В Ленинграде.

– Не поняла, – нахмурилась женщина. – А ты с папкой что ль приехала?

– Нет, с мужем…

– Погоди, девочка, – замотала головой женщина. – А Николаевна где?

– Я и есть Антонина Николаевна… Басырова, – улыбнулась Антонина.

– Тьфу ты ну ты! – рассмеялась та, но тотчас же спохватилась и зажала рот широкой, неженской ладонью.

Она указала взглядом на закряхтевшую в своем ящике-кроватке Эльвиру. Антонина утвердительно кивнула.

– Дочь? – полушетом спросила она.

– Эльвира, – также тихо ответила молодая женщина.

– Меня, Настасьей Олеговной звать, – представилась гостья.

– Очень приятно, – Антонина пожала протянутую к ней ладонь.

– А я уж подумала, зря люльку тащила, – хихикнула женщина. – Решила, что это про тебя Пантелеич слюной изошелся, мол, такая дочурка у нового начальника – красавица-раскрасавица…

– Спасибо, – улыбнулась Антонина, принимая комплимент вместо Эльвиры.

– Так это… Люльку, говорю, притащила, – поднимаясь на ноги, снова повторила Настасья Олеговна.

– Спасибо вам, – снова улыбнулась молодая женщина.

Только сейчас она заметила громоздкую детскую кроватку, которую гостья бросила на пороге, и восторженно вздохнула. Выполненная из хорошего дерева, с войлочной и атласной обивкой, с резной инкрустацией в лучших традициях старорусских мастеров-краснодеревщиков, кроватка заслуживала места в музее.

– Пользуйтесь на здоровье, – кивнула Настасья Олеговна. – А я пойду пока…