Жан Гросс-Толстиков - Царевна с Петроградской

Дети жадно присосались к кружкам, поглядывая на прадеда и взывая к его защите от материнского диктаторского угнетения. Романов же наигранно хмурился и безмолвными взглядами указывал на дверь в спальню, поддерживая устоявшуюся в семье систему воспитания.

Закончив с питьем и туалетом, ребятишки снова вернулись на кухню, пожелали матери и прадеду спокойной ночи и убежали в свою спальню. Тоня снова взяла в руки фотографию, мельком взглянула на нее в последний раз и передала Алексею Николаевичу.

– А Антонину …Николаевну почему вдруг вспомнил? – спросила она.

– Я о Тонечке никогда не забывал, – вздохнул он и едва слышно пробормотал себе под нос. – Совестно…

Типовая советская парикмахерская зазывала ненавязчивой рекламой услуг: портретами Иоссифа Виссарионовича Сталина и Любови Петровны Орловой, выставленными в витрине салона, как эталон моды тридцатых годов двадцатого века. Но знающие граждане шли туда под воздействием совершенно другой рекламы, передаваемой «сарафанным радио» всего Ленинграда

Молодая девушка, комсомолка, спортсменка, учащаяся на вечернем отделении рабфака, товарищ Романова работала в парикмахерской ежедневно с восьми утра до пяти часов вечера.

Женщины разных возрастов от студенток-комсомолок до номенклатурных работников отдавали себя в умелые руки Антонины, желая волшебного преображения. Мужчины с плохо скрываемым трепетом садились в кресло, дабы полюбоваться неземной красотой парикмахера и ощутить на себе нежность ее пальцев, граничущую со стальным холодом ножниц и остротой зубцов расчески.

В отражении огромного зеркала с подсветкой софитов молодая, красивая девушка мелькала, как ожившая картина. Черная, как смоль, коса через плечо, не глаза – а очи, не губы – а уста. Тяжелая, роковая красота.

Антонина накидывала на очередного клиента накрахмаленную простыню. С трудом улавливаемое глазом мелькание ножниц в ловких руках парикмахера, нежные прикосновения теплых пальцев девушки, а в зеркале такая красота, что можно потерять не только голову, но и портфель с чрезвычайно важными, ответственными документами.

– Бежать, бежать за ней…, – яркими вспышками мельтешило в одурманенной голове очередного посетителя парикмахерской. – Бежать на край света… И черт с ней, с работой… Черт с ней, со скучной, не такой красивой, как Тонечка, женой… и сворой детишек… И черт с ним, с партбилетом, который непременно отберут за нарушение моральных законов советского общества… А впрочем, зачем бежать? Товарищ Романова всегда здесь… с восьми до семнадцати… Ах, Тонечка! Ах, красавица…

– Одеколон «Тройной» желаете? – словно ушат ледяной воды на разгоревшееся пламя аморальных желаний.

– Желаем, – с замиранием сердца, выдыхал клиент. – Все желаем!

Забежав в парикмахерскую и пулей промчавшись мимо очереди, кучерявый, розовощекий второклашка влетел в зал и едва не воткнулся в широкий зад парикмахера тети Любы. Не сдержавшись от щекотливой смеси запахов одеколона, мыла и каких-то еще химикатов, Леша громко чихнул.

Тетя Люба вздрогнула и ляпнула щедрую порцию пены для бритья на только что отполированную лысину толстощекого мужчины. Мальчишка прыснул от смеха, но получив осуждающий взгляд, бочком попятился к креслу Антонины.

– Лешка, – цыкнула девушка на брата. – Ты тут зачем?

– Мама, велела тебе ключ отдать, – быстро выпалил тот, снимая с шеи длинную тесемку с тяжелым, как от амбарного замка, ключом. – А то ты забыла его на тумбочке в прихожей.

– Ой, спасибо, – поблагодарила Антонина, принимая ключ и пряча его в карман рабочего халата.

– Все, я побежал, – подытожил Леша и рванул к выходу. – До свидания, теть Люба.

– Бывай, сорванец, – отозвалась та, аккуратно протирая лысину своего клиента.

Выскочив в зал ожидания, мальчишка столкнулся с высоким статным офицером и, проскользнув мимо того, убежал на улицу. Мужчина же одернул гимнастерку с малиновыми петлицами, поправил портупею и заглянул в дверной проем.

– К вам можно? – спросил он.

– В порядке живой очереди, товарищ, – не оборачиваясь ответила тетя Люба, но заметив отражение офицера госбезопасности в зеркале, тот час же расплылась в заискивающей улыбке. – Подождите, пожалуйста, товарищ майор. Я сейчас освобожусь и приму вас по высшему разряду.

– Не надо мне по высшему, – отрицательно заявил тот. – Пусть будет, как всем. И я подожду вон того мастера.

– Антонина Николаевна, – обиженно нахмурившись, позвала тетя Люба. – Посетитель желает именно к вам… У вас же никого нет по записи?