Жан Гросс-Толстиков - Альманах «Герои войны»

Через мушку на конце длинного ствола карабина, прицельная планка поймала мишень. В нависшей тишине слышалось размерное дыхание обоих стрелков, прерываясь лишь на мгновение перед тем, как, то крепкий длинный мужской, то худенький бледный детский пальчик плавно спускали курок.

Один за другим, оба карабина хлестко отсчитали по пять выстрелов и гулко легли на стол. Толпа подростков продолжала хранить молчание.

– Оружие на стол! – автоматично по привычке, скомандовал инструктор, соблюдая технику безопасности.

Затем он поднырнул под барьер и направился к виднеющимся вдали мишеням. Одноглазый мужичок долго присматривался то к одной, то к другой мишени, считал очки с помощью пальцев и, наконец, вернулся обратно.

– Победитель… молодой человек в костюме, – с редкой на кривые зубы улыбкой объявил инструктор по стрельбе. – Сорок шесть из пятидесяти! Хорошие результаты, товарищ…

– Спасибо, бывало и лучше, – утвердительно кивнул молодой человек.

– Не может быть, дядь Толь! – расстроенно воскликнул розовощекий крепыш.

– Вы там хоросо посмотрели? – поправляя очки, усомнился кучерявый парнишка. – Пустите за барьер, я сам посситаю!

– Я тебе посчитаю! – пригрозил кулаком мужичок. Но поймав на себе вопросительно-осуждающий взгляд молодого человека, инструктор виновато пожал плечами и развел руки. – Не положено.

– Ну что ж, – с улыбкой сказал молодой человек. – Щелбаны я бить не буду. Товарищ Макаренко бы этого не одобрил… Обойдемся дружеским рукопожатием.

Девушка утвердительно кивнула, соглашаясь со своим спутником, и передала ему пиджак. Молодой человек оделся, подмигнул расстроившимся подросткам и протянул крепкую жилистую руку. Все та же детская худощавая ручонка, недавно сжимающая тяжелый карабин, вежливо приняла рукопожатие, утонув в широкой ладони оппонента.

– А вот и нет, товарись! Давай-ка лоб, селбан тебе хлоп! – поднырнув под рукопожатие, громко воскликнул кучерявый очкарик.

Он демонстративно распахнул перед молодым человеком лист плотной бумаги и заглянул в растерзанную пулями дырку в центре мишени.

– Ты это, как? Когда успел-то?! – возмущенно залепетал инструктор. – Вот я тебе уши-то надеру! Сказано ж было, не положено за барьер!

Молодой человек принял лист мишени из рук парнишки и удивленно усмехнулся. Его спутница подошла ближе и, приподнявшись на носки, заглянула через сильное плечо.

– Все в десятку, – сказала она.

– Сомнений нет, – согласился молодой человек.

– Щелбан, селбан, щелбан! Эскимо! – сканировала толпа довольных подростков.

Молодой человек улыбнулся и запустил руку во внутренний карман пиджака. Достав маленький блокнотик и карандаш, он размашисто что-то записал, затем вырвал листок и протянул победителю.

– Завтра приходи по этому адресу, – сказал молодой человек. – Нашей Родине нужны такие способные ребята.

Затем он запустил руку в карман брюк, звякнул мелочью и, усмехнувшись, присел на одно колено, подставляя свой лоб под заслуженное наказание проигравшего. Рука со сложенными в «козу» тонкими пальчиками протянулась к широкому лбу.

Зима, 1942

На мгновение замерев с широко распахнутыми глазами, фашистский снайпер завалился на бок и распластался на снегу. Из-под насквозь пробитой каски поползла тонкая струйка крови. Остекленевшие глаза уставились в свинцовое зимнее небо.

Следом за первым фашистом, рухнул второй, также сраженный выстрелом советского солдата-невидимки. Точные снайперские выстрелы подхватила пулеметная очередь, срезав сразу несколько фашистских захватчиков, как полевые сорняки. Немецкие солдаты и офицеры падали в рыхлый снег в надежде спастись, прячась за сугробы или перекатываясь в свои же воронки от недавнего танкового обстрела из-за реки.

– Вперед! – орал штандартенфюрер Норманн.

Фашисты неохотно поднимались, и то по-пластунски, то мелкими перебежками на полусогнутых ногах бросались на очередной штурм холма. Череда снайперских выстрелов в совокупности с автоматными и пулеметными очередями настигала захватчиков, похожих на тараканов, разбегающихся по неожиданно освещенной в ночи кухне.

Никто и не заметил, как свинцовое марево зимнего поднебесья сменилось иссиня-черным небосклоном с редкими звездами, слабо мерцающими в непроглядной бесконечности. Ночь заботливо укрыла своим покрывалом все вокруг.

Черная полоса леса едва ли не сливалась с не менее черным небосклоном. В грязном сером поле чернели догоревшие остовы танков и грузовиков, лишь немногие уцелевшие «трехтонники» жалостливо мерцали издали мутно-желтыми глазами фар. Отделяющая поле от холма, белесая полоса реки чернела частыми прорубями и причудливыми расщелинами растресковавшегося во время переправы льда. Некогда девственно белоснежный холм покрывали безжизненные тела немецких солдат и офицеров, и рваные воронки разорвавшихся снарядов.