Илья Сельвинский - О, юность моя!

— Вот тут и живу,— сказал Воронов.

— Где же ваше обиталище?

— А вот оно.

— Где?

— Да вот. Вот! Не видишь?

Воронов шагнул в чащу, и Леська увидел пещеру, к челу которой привинчена дверь с толстым ветровым стеклом, снятым с автомобиля. В пещере светло и даже уютно: пол заглушен медвежьей шкурой с проседью, на двух каменных лежанках — оранжевый мех крымских ланей, в стене вырублен проем, в котором светились золочеными корешками книги Маркса и Ленина. Между лежанками стоял желтый кожаный кофр, сверкавший никелированными замками.

— Пока поживешь у меня, а там видно будет.

Воронов вынул из кофра две эмалированные кружки и термос, налил Елисею и себе горячего какао, положил на газету хлеб и холодное мясо багряного оттенка.

— Это дикий кабан. Ешь, да не обломай себе зубки.

Леська восторженно оглядывал пещеру.

— Ну? Нравится?

— Еще бы! Никогда в жизни так роскошно не играл в «казаки-разбойники».

— Хороши игрушки! — улыбаясь сказал Воронов.— Ты знаешь, что я заочно приговорен Врангелем к смертной казни?

— Так ведь и я смертник.

— Ну? За что же?

— Убил провокатора.

— Нехорошо с твоей стороны, студент. Как же ты на это решился?

— Честно говоря, спьяну. Но если бы не решился…

— Висел бы?

— Пожалуй.

— Ну что ж. Теперь, конечно, все ясно. Тебе прямая статья податься к партизанам. А вот примут ли тебя партизаны?

— А почему бы и нет? Я красногвардеец.

— Э, когда это было! Ты должен себя показать сейчас.

— Дайте задание.

— Дадим.

Несмотря на осень, крымский лес не был мертвым. Утром Леська проснулся оттого, что какая-то птичка заводила часы:

— Тррр… Трррр… Тррр…

Потом другая птичка начала работать на «ундервуде»:

— Чик-чик-чичик-чик-чик-чик…

Воронова уже не было. Леська вышел на воздух и сел на большой, круглый, обточенный сверху валун. Море снова стало синим, но по-прежнему высоким и чужим.

Громадные красные сосны, пахнущие спиртом, уносились к небу в каком-то молитвенном благоговении. Рыжие муравьи сердито спешили по своим делам, останавливались друг перед другом, шевелили своими антеннишками и снова продолжали путь или наоборот — один круто поворачивал и убежденно следовал за другим. Это были самые обыкновенные мурашки, и вдруг Леська увидел целую цепочку необыкновенных: головка и грудь как у всех, но вся тыловая часть казалась обкатанной алмазом. Что за диковина? Леська поймал одного, посадил на ладонь и вгляделся: брюшко у муравья было растянуто до предела и прозрачно, внутри же блестела большая чистая капля: цепочка необыкновенных муравьев доставляла воду в муравейник из кадки, стоявшей перед пещерой.

Где-то треснула веточка. За ней еще. Появились два оленя и принялись своими черными глазами разглядывать Леську.

— Стасик! — позвал Леська.— Славик!

Стасик, уже могучий олень с молодыми, но крепкими рогами об одном разветвлении, подошел к Леське и дунул своим влажным храпом прямо ему в руки. А Славик оказался женщиной и подойти побоялся.

Елисей хотел было погладить Стасика, но тот отпрянул и оба оленя мгновенно исчезли. Лишь по треску валежника Леська догадался, что олени здесь все-таки были.

Снова раздался треск, теперь уже тяжелый и уверенный: это шел человек. Леська спрятался в соснах. К пещере вышел Воронов, огляделся и позвал:

— Эй! Студент!

Леська вышел из засады.

— Испугался?

— Нет, зачем же. Но осторожность никогда не мешает.

— Молодец! Давай садись, будем завтракать.

Воронов застелил круглый камень газетой. Завтрак состоял из того же, что и вчерашний ужин: хлеб и кабанья ветчина.

— Как видишь, вкусно, однако однообразно,— сказал Воронов.— Но спасибо и на этом, правда?

— Разумеется.

— Между прочим, есть для тебя задание. Сегодня ночью третий полк идет взрывать шахты бешуйских угольных копей. Врангель оттуда достает топливо для своих поездов. Так вот, надо взорвать. От нашего отряда требуется разведка. Пойдешь?

— Пойду.

— Отлично. Я спущусь к ребятам, а ты меня не дожидайся. Обед принесут — ешь сам.

Хозяин сошел вниз, а Елисей снял с полки «Капитал» и углубился в проблему промышленных кризисов: ведь он так и не доругался с попом Булгаковым и теперь хотел задним числом посадить его в лужу, опираясь на цитаты из Маркса.

Но природа враждебна всякому академизму. На раскрытую книгу упала хвойная веточка, такая пышненькая и сочная, что Леська, не думая, взял ее в зубы и пожевал. Терпкий сок связал ему язык, но во рту долго еще оставался древний вкус колдовского лекарства. Потом очень близко пролетела стая лебедей. Они так далеко вытягивали шеи, что казались вдвое длиннее, а крылья словно росли из бедер. Лебеди кричали на все лады, каждый свое, а один выкрикивал низким человечьим голосом какую-то фразу на незнакомом языке. Леська знал, что летят они на Лебяжий остров, расположенный в Каркинитском заливе. Он с гордостью подумал, что Крым — это и есть один из тех краев, куда птицы прилетают на зиму с далекого Севера. Среди этих лебедей могут быть даже заполярные.