Я вернулся к Олеговой могиле и протянул листок Наташе. Наташа глянула в листок, пробежала его взглядом:
— Да. Это из рукописи Олега, — сказала она.
— А как он сюда попал? — удивился я.
— Как только запылала житница, поднялся жуткий ветер, — сказала, вздохнув, Наташа, — рукописи, фотографии, письма, даже книги высоко вздувало в небо и разносило почти по всей Верее. Некоторые листы горели прямо в воздухе, на лету. Мне до сих пор приносят разные обгорелые листы да страницы. — Наташа ещё раз прошлась взглядом по листу и добавила: — Это уже из финала. Олег здесь цитирует Батюшкова, который до самого Парижа был при Раевском адъютантом. Это кусок из письма Гнедичу через неделю после взятия Парижа, из окрестностей его посланное.
«Я получил твоё длинное послание, мой любезный Николай, на походе от Арсиса», — начинается оно. А это из средины письма, где он пишет: «...узнал я новое назначение Раевского. Он должен был немедленно ехать в Pont-sur-Seine и принять команду у Витгенштейна! Мы проехали через Шомон на Троа... Прощай вовсе, покой! На другой день мы дрались между Нанжисом и Провинс. На третий, следуя общему, движению, отступили и опять по дороге к Троа. Оттуда пошли на Арсис, где было сражение жестокое, но непродолжительное, после которого Наполеон пропал со своей армией. Он пошёл отрезывать нам дорогу от Швейцарии, а мы, пожелав ему доброго пути, двинулись на Париж всеми силами от города Витры. На пути мы встретили несколько корпусов, прикрывавших столицу, и под Fere-Champenoise их проглотили. Зрелище чудесное! — Вообрази себе тучу кавалерии, которая с обеих сторон на чистом поле врезывается в пехоту, а пехота густой колонной, скорыми шагами отступает без выстрелов, пуская изредка батальонный огонь. Под вечер сделалась травля французов. Пушки, знамёна, генералы — всё досталось победителю. Но и здесь французы дрались, как львы. В Трипормы переправились через Марну и очутились в окрестностях Парижа, перед лесом Меаих, где встретили неприятеля. Лес был очищен артиллерией и стрелками в несколько часов, и мы ночевали в Noisy перед столицей. С утром началось дело. С высоты Монтреля я увидел Париж, покрытый густым туманом, бесконечный ряд зданий, над которыми господствует Notr-Dame с высокими башнями. Признаюсь, сердце затрепетало от радости! Сколько воспоминаний! Здесь ворота Трона, влево Венсен, там высоты Монмартра, куда устремлено движение наших войск. Но ружейная пальба час от часу становилась сильнее и сильнее. Мы продвигались вперёд с большим уроном через Баньолет к Бельвилю, предместию Парижа. Все высоты заняты артиллериею; ещё минута, и Париж засыпан ядрами. Желать ли сего? — Французы выслали офицера с переговорами, и пушки замолчали. Раненые русские офицеры проходили мимо нас и поздравляли с победою. «Слава Богу! Мы увидели Париж с шпагою в руках! Мы отомстили за Москву!» — повторяли солдаты, перевязывая раны свои... На другой день поутру генерал поехал к государю... Наконец мы в Париже. Теперь вообрази себе море народа на улицах. Окна, заборы, кровли, деревья бульвара — всё, всё покрыто людьми обоих полов. Всё машет руками, кивает головой, всё в конвульсии, все кричат: «Да здравствует Александр! Долой тирана! Как хороши эти русские!..»
«Клубились облака, и молнии в них вспыхивали, Громыхая тяжким голосом. Гром растекался медленно и далеко. Осенняя гроза клубилась над полями, словно летняя. И дышать становилось всё труднее. Белые мальвы, тяжёлые и бархатистые, в этом году застоялись дольше обычного. Теперь они скорбно смотрели в окно. В лице Раевского, усталом и как бы обесцветившемся, проступила белизна, какая-то серебристость. Болтышка затихла с приближением грозы. Но гроза только зрела и зрела в стороне. Раевскому сначала привиделась маленькая парусная лодка на большой реке. Парус наполнялся ветром, и лодка с крошечной птичкой на мачте поднималась в небо. Потом всюду появились кони. Кони... Кони! Белые, белые, белые и — вороные. Кони молча проносились мимо, размахивая длинными гривами. Из глаз коней текли ручьями слёзы... — Наташа прикрыла глаза ладонью, но продолжала: — Налетел ветер, и мальвы стали бить в окно. Послышался гром. И всё стихло. Небо сделалось ясным и голубым. В голубом ясном небе горели звёзды. Под звёздами шёл к Раевскому мальчик в белой и светящейся рубашке почти до пят. Мальчик шёл босиком.
Вокруг его курчавой головы облаком клубились голубоватые, белые и розовые лепестки полевых цветов. Они вились над головою мальчика, словно бабочки. Раевский всматривался в лицо ребёнка, и оно казалось ему всё более знакомым. «Николино... Николаша... Коля...» — проговорил Раевский. Он хотел подняться на локте, но понял, что сделать ему это не удастся. Тогда он протянул к мальчику руки... Мальчик тоже протянул к нему свои руки, от которых повеяло прохладой. Так шли они друг другу навстречу среди бесконечного неба».
Читать дальше