У него было очень милое и приятное выражение лица, и я с трудом удержался, чтобы не обнять его.
Что касается Армана, то глаза его опять подернулись слезами. Он увидел, что я это заметил, и отвернулся.
— Мужайтесь, — сказал я.
— Прощайте. — И, сделав над собой неимоверное усилие, чтобы не заплакать, он выбежал от меня.
Я отодвинул занавес и увидел, как он садился в экипаж, который ждал его у дверей. Усевшись, он сейчас же залился слезами и закрыл лицо платком.
Прошло много времени, и я ничего не слышал об Армане, но зато мне часто приходилось слышать о Маргарите.
Я не знаю, замечали ли вы, что иногда достаточно, чтобы кто-нибудь только раз произнес при вас имя особы, которая совершенно не должна была бы вас интересовать, как вдруг вокруг этого имени начинают собираться различные детали и все ваши друзья начинают говорить вам о том, о чем они никогда раньше с вами не разговаривали. Вы вдруг открываете, что эта особа даже интересовала вас, вы замечаете, что она много раз появлялась в вашей жизни, но только вы на это не обращали внимания. Вы находите в том, что вам рассказывают, сходство с некоторыми явлениями вашей собственной жизни. По отношению к Маргарите дело не обстояло буквально так: я ее и раньше видел, встречал и знал по виду, однако со времени аукциона мне так часто приходилось слышать это имя, а в описанном происшествии оно было связано с таким глубоким страданием, что мое удивление только возросло, а любопытство усилилось.
В результате я обращался ко всем моим друзьям, с которыми я раньше никогда не разговаривал о Маргарите, с вопросом:
— Вы знали Маргариту Готье?
— Даму с камелиями?
— Да.
— Конечно!
Эти «конечно!» сопровождались иногда улыбками, довольно-таки недвусмысленными.
— А что она представляла собой? — продолжал я.
— Хорошая была девушка.
— И это все?
— Ну да, пожалуй, она была умнее и добрее других.
— И вы ничего особенного о ней не знаете?
— Она разорила барона Г.
— И только?
— Она была любовницей старого герцога.
— Она действительно была его любовницей?
— Говорят. Во всяком случае он ей давал много денег.
И всегда — одни и те же сведения.
А мне хотелось узнать что-нибудь о связи Маргариты с Арманом.
Я встретил как-то одного человека, который дружил со всеми известными женщинами. Я спросил его:
— Вы знали Маргариту Готье?
Ответом мне было все то же «конечно».
— Что это была за девушка?
— Красивая и добрая. Ее смерть причинила мне большое горе.
— У нее был любовник Арман Дюваль?
— Высокого роста, блондин?
— Да.
— Был.
— А что собой представляет Арман?
— Молодой человек, который прожил с ней то немногое, что у него было, и, по-видимому, был вынужден ее бросить. Говорят, он был от нее без ума.
— А она?
— Она тоже его очень любила, как говорят, но по-своему. От этих женщин нельзя требовать больше, чем они могут дать.
— Что стало с Арманом?
— Не знаю. Мы его мало знали. Он жил с Маргаритой пять-шесть месяцев, но в деревне. Когда она вернулась, он уехал.
— И вы его не видели с тех пор?
— Ни разу.
Я тоже больше не видел Армана. Я подумывал, что, может быть, в момент его визита ко мне его любовь к Маргарите была преувеличена, а следовательно, и его страдания из-за недавно полученного известия о ее смерти, и что, может быть, он уже забыл и покойную, и свое обещание прийти ко мне.
Это предположение было бы весьма правдоподобно по отношению ко всякому другому человеку, но в отчаянии Армана звучали искренние ноты, и, переходя от одной крайности к другой, я решил, что печаль повела за собой болезнь и что я не получаю известий потому, что он болен и даже, может быть, умер.
Я невольно заинтересовался этим молодым человеком. Может быть, в этой заинтересованности был своего рода эгоизм, может быть, я угадывал под этим страданием трогательную повесть души, может быть, даже мое желание узнать ее сыграло главную роль в заботах об Армане.
Но, так как господин Дюваль не приходил ко мне, я решил к нему пойти. Предлог нетрудно было найти. К несчастью, я не знал его адреса, и, к кому ни обращался, никто не мог мне его указать.
Я отправился на улицу д'Антэн. Может быть, швейцар Маргариты знал, где живет Арман. Но там был новый швейцар. И он также ничего не знал. Я спросил тогда, на каком кладбище похоронена мадемуазель Готье. Оказалось, что на Монмартрском.
Стоял апрель, погода была прекрасная, могилы не имели уже того печального и унылого вида, какой им придает зима. Было к тому же достаточно тепло, так что живые могли вспомнить о мертвых и навестить их. Я отправился на кладбище, решив про себя, что при первом взгляде на могилу Маргариты увижу, жива ли еще печаль Армана, и узнаю, может быть, куда он девался.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу