Павел Басинский - Посмотрите на меня. Тайная история Лизы Дьяконовой

1894 год, ей 19 лет.

1 марта . Великий пост. Я не люблю изменять раз установленных привычек по отношению к церкви. У меня их немного, но я держусь их крепко. Воспитанная в семье, где еще сохранились отчасти прежние старые требования относительно говения и поста, — я сохраняю их и нарушение буду считать грехом. По-моему, и то и другое необходимо исполнять.

Все правильно. Возразить нечего. Но для чего она это пишет? И кому? В раннем дневнике Лиза не раз настаивает, что пишет для самой себя и этого никто никогда не прочитает. Но даже если согласиться, что писала она дневник для одной себя, зачем самой себе объяснять и без того понятные истины?

Ответ есть. “Ах, как бы посмеялись над этими строчками все мои знакомые молодые люди!”

Она — в Ярославле. Это — один из самых сильных центров русского православия. Даже на сегодняшний день на территории Ярославской области одних только действующих монастырей и подворий насчитывается 22, еще 10 сохранились, но не действуют, и 3 были разрушены в советское время либо оказались в зоне Рыбинского водохранилища. Во времена Лизы монастырей было 35. Самый древний из них Богоявленский Аврамиев монастырь (до 2003 года — мужской, сейчас — женский) основан в конце XI века, а самый “молодой” Вауловский женский скит, который патронировал сам отец Иоанн Кронштадтский, был создан в 1903 году в имении Ваулово, пожертвованном Санкт-Петербургскому Иоанновскому женскому монастырю богатым помещиком Мордвиновым.

В конце XIX века в Ярославской губернии было всего три женских гимназии (две в Ярославле, одна в Рыбинске) и три прогимназии (в Ростове, Угличе и Пошехонье). И — 12 женских монастырей! Но стоит верующей гимназистке в кругу молодых людей завести речь о своей церковности, как ее поднимут на смех. “Таков уж нынешний век!..” — вздыхает она в дневнике, как старуха.

Нужно оценить всю щепетильность ее положения в этом вопросе. Да, верующая! Но это еще одна ее проблема.

Может быть, в семье разделяют ее религиозную страсть и без смеха прочитают такие слова в дневнике: “Великий Боже, прости, прости мне! Вот Он, Сын и Матерь Божия, единственные небесные существа, к Которым я могу прибегнуть, Которым я могу высказать всю бездну горя и бесконечное страдание, которыми переполнена душа моя. Господи, спаси!”

Ничего подобного! “В сущности, мне следовало бы быть настоящей атеисткой, судя по моей семье: отец никогда не был особенно верующим, совершенно равнодушно относясь к церкви; мать — вследствие своей очень самолюбивой натуры — тоже равнодушна к религии и ее обрядам, насмехается над священниками, а по праздникам читает французское Евангелие”.

Но есть две бабушки, по линии отца и матери, “две старинные русские купчихи, которые свято соблюдают наши дедовские обычаи по отношению к церкви; обе они имели на меня большое влияние, поэтому из меня и вышла верующая”.

Бабушки оказали серьезное влияние на развитие Лизы. С одной из них, проживавшей в Ярославле Ираидой Константиновной Горошковой, она общалась, наверное, часто, но в дневнике почти не отмечает все эти встречи. С бабушкой по линии отца, которая была ее полной тезкой, тоже Елизаветой Александровной Дьяконовой, она встречалась во время поездок в Нерехту, на каникулы и Новый год. При этом матери, судя по одной записи в дневнике, не нравились эти поездки дочери. То ли ревновала к свекрови, то ли отношения с матерью мужа были натянутые.

Стараясь все формулировать , Лиза и любовь к бабушкам пыталась как-то себе объяснить. Бабушки — это Русь! Это старинный дух, домострой, но такой, который был органичен для своего времени, в отличие от времени, в котором живет Лиза. Бабушки — это память! Это — детство, когда она была бессознательно невинной.

Каждый свой приезд в Нерехту она старательно описывает в дневнике. И это для нее всегда перевоплощение в какую-то другую Лизу . Не только какой она была в детстве, но и какой могла бы стать, если бы исторические часы вдруг остановились.

Я в Нерехте! Опять на родине, дышу ее знакомым воздухом, гуляю в нашем милом саду, который год от году все более и более разрастается. Чудо как хорошо здесь! Я буквально не помнила себя от радости, когда приехала сюда, и как маленькая бегала по комнатам. Каждое зеркало отражало сияющую розовую физиономию и блестящие серые глаза, они улыбались мне, и я сама себе показалась хорошенькой… Надев длинную блузу, я завязываю ее шарфом выше талии, собираю белокурые волосы высоко на затылок большим узлом, расчесывая их спереди, и получается фигура начала нынешнего столетия, фигура прабабушки в молодых годах, с высокой талией, с наивным улыбающимся лицом. Ребячество!