Михаил Каратеев - Богатыри Проснулись

Нижегородских князей, – предателей Москвы, – великий хан тоже отблагодарил не весьма щедро: Василия увез с собой в Сарай, в качестве заложника, а брата его, Семена, после долгих и униженных просьб, согласился отпустить домой, да и то лишь потому, что в это время пришло известие о тяжкой болезни его отца.

Подобно многим другим полководцам, Тохтамыш на войне не отказывался от услуг изменников. – Но насколько он презирал их, особенно хорошо показывает следующий факт: после смерти великого князя Дмитрия Константиновича Суздальско-Нижегородского, – который умер несколько месяцев спустя, – хан дал ярлык на княжение в Нижнем Новгороде его брату, Борису Константиновичу Городецкому, а не кому-либо из его двоих сыновей, оказавших татарам столь крупную услугу в походе на Москву.

Через несколько дней после ухода татар к Москве подошло русское войско, и великий князь Дмитрий Донской с острою болью в сердце въехал в свою разоренную столицу.

Это были едва ли не самые горькие минуты в его жизни: с малых лет всего себя отдав делу. освобождении Руси от

владычества татар, одержав над \ ними блестящую победу и уже видя свою мечту осуществленной, – невыносимо тяжко было теперь осознать, что все понесенные жертвы и труды оказались напрасными и что снова надо признать над собой власть ордынского хана…

И черная злоба рождалась в душе при мысли о том, что в этой страшной беде повинны свои же, русские князья. Всего раз только встали они дружно за общее дело, и разбита была на Куликовом поле несметная Мамаева орда. Так– было бы и ныне, если бы снова все не потянули врозь… И вот теперь его красавица – Москва, сердце Русской земли, лежит во нрахе и в крови, оскверненная лютым врагом, который всего два года тому назад в страхе и смятении бежал перед победными русскими полками.

«Вот оно, дело рук ваших, неразумное, совесть забывшее княжье! – с ненавистью подумал Дмитрий. – Страха ради татарского и корысти ради перед ханом на брюхо падаете и ему предаете Русскую землю! Все вам ярлыки гребтятся: за великое княжение либо за иную ханскую подачку рады вы пойти на самое злое дело, – катами стать и отчизне своей и всему христианству. Али не так выказали себя ныне Рязанский – да Нижегородские князья? Ну, еще пождите: ежели по-доброму нельзя вас научить чести и разуму, – я так выучу, что станете меня бояться пуще, нежели хана!»

Но Дмитрий понимал, что сейчас перед ним стоит другая задача: надо было не мешкая приступать к восстановлению разрушенной Москвы, и прежде всего – очистить ее от множества трупов, которые уже давно начали разлагаться, отравляя воздух непереносимым зловонием. Спасаясь от него, все уцелевшие жители столицы, едва отошла орда, – разбрелись по окрестным селам.

Несколько дней выносили из города мертвых и хоронили их в братских могилах, тут же, возле самых стен. В каждую яму клали на круг по пятьсот тел, и, чтобы предать земле всех убиенных, ям этих понадобилось вырыть, без одной, полсотни. —

Летописи указывают, что за погребение каждых восьмидесяти трупов Дмитрий Донской платил по рублю и что всего израсходовано на это триста рублей, – значит, убитых было в Москве 24 000 человек.

Тое же осени съеха Киприян митрополит с Москвы на Кыев, разгневася бо на него великый князь Дмитрей Ивановичь того ради, яко не сидел в осаде на Москве, и послал по Пимена митрополита и приведе его из заточения на Москву, на рускую митрополию.

Московский летописный свод

Дмитрий Иванович не терпел медлительности в делах своих. Умение быстро проводить в жизнь принятые решения, – даже не останавливаясь перед крутыми мерами, – было одною из основных особенностей его характера. И это значительно ускорило восстановление Москвы: едва начали очищать город от трупов, он уже разослал по всем окрестным селам повеление рубить лес и заготовленные ^бревна свозить в Москву. Каждому селу был дан определенный урок, который надлежало, под наблюдением княжеских предстателей, выполнить в течение десяти дней.

Строительные материалы начали поступать немедленно, и тысячи людей – крестьян и воинов – под руководством опытных мастеров, приступили к отстройке города и посада. Дмитрий сам с утра до ночи был на ногах, поспевал всюду, и дело спорилось быстро.

Прежде чем распустить по домам собранные в северных землях ополчения, Дмитрий Иванович решил использовать их для того, чтобы наказать за предательство вероломных князей. Московская рать, под начальством князя Боброка-Волынского, вошла в Рязанскую землю, только что ограбленную отходившей ордой Тохтамыша, и без всякой жалости подвергла ее еще более жестокому опустошению. Князь Олег Иванович, едва успевший возвратиться из Литвы, снова бежал, и московское войско, как гласит летопись, «землю его всю до, остатка взяше и пусту сотвориша, и огнем пожгоша, и мнози люди в полон уведоша, и пуще ему стало, нежели от татарской рати».