Игорь Минутко - В июне тридцать седьмого...

— Ладно, Саша! — хлопнул его по плечу Каминский. — Пошли! Все постепенно встанет на место... — Он помедлил. — В твоей голове.

Белоколонный зал оказался заполненным до отказа — пришли не только члены объединённой социал-демократической организации Тулы, но и сочувствующие, среди них преобладала молодёжь.

«Тем более важно, — подумал Григорий, оглядывая зал, — довести дело до конца».

Именно сегодня.

Большевики занимали несколько средних рядов с левой стороны.

Вёл собрание Сергей Родионович Дзюбин. Держался он, как всегда, уверенна, подчёркнуто корректно, чувствуя свой вес, влияние на людей, интеллигентное обаяние.

На повестке дня стоял один вопрос: текущий момент и сегодняшние задачи. Потом прения.

— Слово для основного доклада, — сказал Дзюбин, установив тишину стуком карандаша по графину с водой, — предоставляется товарищу Лейтейзену. Прошу вас, Гавриил Давидович!

Доклад был коротким, тезисным. Главная идея его заключалась в следующем: чтобы революция победила, необходима единая социал-демократическая партия, в которую должны слиться все организации страны, исповедующие социалистическую идею. Для создания такой партии нужна общая платформа.

Вот эта платформа, говорил Лейтейзен, три её составные части: самостоятельная борьба пролетариата, исключающая его сотрудничество с буржуазией; свои задачи пролетариат осуществляет революционным путём, не допуская решения их половинчатыми мерами, которые предлагает мелкобуржуазная среда; интернациональная борьба пролетариата, которая положит конец империалистической войне, после чего начнётся восстановление Интернационала.

Если же платформа устраивает социал-демократические фракции России, уверял докладчик, есть все основания объединиться в монолитную партию.

Доклад Лейтейзена, судя по реакции зала, не удовлетворил никого, ни правых, ни левых.

«Эх, Гавриил Давидович, Гавриил Давидович! — сокрушался Каминский. — Надо же так умудриться: обойти все, буквально все вопросы, по которым мы ломаем копья!»

Начались прения. Было много эмоций, восклицаний, призывов, но в целом острых выступлений не было, особых разногласий тоже не обнаруживалось — большевики не выступали.

Правда, большинство ораторов, возникавших на трибуне, или критиковали Лейтейзена, или вовсе отвергали его тезисы.

Приступили к голосованию. Против тезисов доклада поднялась сто шестьдесят одна рука, «за» — сто тридцать одна, шестнадцать человек при голосовании воздержалось.

На невозмутимом лице Дзюбина всё-таки читалась некоторая растерянность.

— Что же, товарищи, — сказал он в вялой тишине, — к вопросам, поставленным в докладе Гавриила Давидовича, мы ещё вернёмся. Их надо бы обдумать. А теперь... Перейдём к текущим делам. Кто хочет получить слово?

— Пора! — прошептал Каминский на ухо Шурдукову.

— Я хочу получить слово, — спокойно, но громко сказал Михаил Фёдорович, поднимаясь со своего места.

— Прошу! — В голосе Дзюбина прозвучало плохо скрытое беспокойство.

Шурдуков появился на трибуне.

— Наша большевистская фракция, — сказал он, — предлагает уважаемому собранию принять резолюцию об отношении к войне...

Шумок прокатился по залу.

— Вы на каждом собрании предлагаете ваши резолюции о войне! — прозвучал негодующий возглас.

— Верно, предлагаем, — невозмутимо откликнулся Михаил Фёдорович. — И будем предлагать. Думаю, теперь уже не вам, товарищи дорогие, а, скажем, Совету, когда к нему перейдёт власть.

— Провокация! — послышались крики.

— Большевики специально заводят в наших рядах склоки!

Шум нарастал. Сергей Родионович Дзюбин стучал карандашом по графину.

Неохотно установилась тишина.

— Итак, «Резолюция о войне, — начал читать с листа Шурдуков, и голос его был подчёркнуто крепок и спокоен. — Первое. Настоящая война была начата командующими классами воюющих стран за преобладание на внешних рынках...»

В средних рядах затопали ногами, зашикали; шум в зале нарастал.

А Михаил Фёдорович читал...

Его демонстративно не слушали, громко переговариваясь, раздавался смех; не мог укротить зал и председательствующий карандаш, барабанящий по графину с водой.

— «...Четвёртое, — перекрывал шум громкий голос Шурдукова. — Настоящая война не может быть закончена ни дезорганизацией армии, ни заключением сепаратного мира, ни поддержкой захватнической политики командующих классов...»

— Демагогия!

— Пустая трескотня!