Евгений Салиас - Пандурочка

Когда после быстрого пути без остановок муж и жена очутились в гостинице среди чужих людей и по норову, и по языку, – в Петербурге, в Таврическом дворце, среди кипы бумаг, полученных в этот день, была бумага, краткая, исписанная лишь на полутора страницах…

Вельможа, прочитав ее, перечел снова и, не обращая внимания на следующие за ней, встал и начал ходить по кабинету…

– Эй, кто там! – крикнул он наконец громко. На пороге появился молодой чиновник, недавно поступивший в канцелярию, сын родовитых дворян и крестник князя, которого он очень любил и отличал.

Князь взял со стола бумагу.

– Вот, Петруша… Снеси это Попову… Сам снеси и скажи, что я прошу прочесть, мне возвратить и прошу его совета, как мне поступить…

Когда молодой человек вышел, князь снова зашагал задумчивый, но нетерпеливо поглядывал изредка на дверь, из которой ожидал возвращения крестника и ответа.

Наконец этот снова явился с бумагой.

– Ну?

– Василий Степанович, – произнес он, улыбаясь, – прочитав, сказали: «ах, аспид!» [10]А затем приказали доложить одно слово: «наплевать».

– Наплевать?!

– Точно так-с!

– Что он? Спятил!

Молодой человек молчал.

– Так слушай ты, Петруша. И будь третейским судьей… Ты умница у меня. Рассуди.

И князь внятно, медленно, вразумительно прочел письмо князя Девлета, который кратко, но горячо и сердечно объяснял свой обман, двойной обман. Относительно первого обмана, говорил он, его совесть была и осталась спокойна, но относительно второго обмана совесть его возмутилась, он не имеет ни дня, ни ночи покоя. Поэтому он решил не принимать награды, не являться за ней в канцелярию и вместе с тем бежать от гнева вельможи на край света. Кончив, князь спросил:

– Понял?

– Понял-с. Прав Василий Степанович, что аспид. Совесть взяла!

– Молокосос! Да разве аспидов совесть берет когда? – вскрикнул князь.

– Иуду, предателя Христова, позвольте доложить вашей светлости, – и того совесть взяла, коли удавился. А Иуда хуже всякого аспида…

– Верно! Умница… Ну, говори, ты бы что сделал?

– Словить да поучить примерно. Что же другое?

– Как поучить?

– Как вашей светлости будет угодно.

– Не хочу я этого. Вот что!

– Тогда уж, как сказывать изволит Василий Степанович: наплевать надо.

– Ни за что! – воскликнул князь. – Так не оставлю, а, напротив, примерно поучу всех других…

Молодой человек улыбался почтительно и наконец вымолвил нерешительно:

– Из-за ослушника одного да всем другим в ответ идти… Как можно! Ваша светлость всегда справедливы. А это было бы по пословице: Матрена стащила, а Алена за нее взвыла.

– Да вот погляди, как у меня все твои Алены если не завоют, то заорут…

Строжайший приказ светлейшего был исполнен нескоро, но в точности.

Всякий день при докладе князь спрашивал у Попова, разыскан ли Девлет-Ильдишев с женой, и каждый раз снова строго приказывал: весь свет насквозь перерыть и перешарить, но чтобы офицер с женой были найдены и доставлены.

И наконец однажды, чрез полтора месяца, Попов доложил, что беглецы арестованы около Риги и уже привезены в столицу…

– Что прикажете с ними?

– Завтра же ко мне пораньше притащи и его, и ее… Я с ними сам разделаюсь, собственноручно. Узнают они меня, да и вы все тоже…

Наутро, много ранее часа, когда обыкновенно начинался съезд и прием у вельможи, в Таврический дворец были доставлены в бричке, с солдатом на козлах около кучера, офицер и маленькая женщина.

Их привезли не в парадные апартаменты, а другим ходом, чрез частные комнаты князя, прямо в его спальню… Но князь уже давно поднялся, умылся и, покинув халат, вышел в кабинет.

Камердинер, любимец князя, явился и доложил:

– Девлет тут в опочивальне.

– Один?

– Нет-с… С женой.

– Со своей, стало быть, дражайшей половиной. Вернее сказать… с своей восьмушкой… И не дражайшей, а поди, теперь, дрожащей, – шутил князь.

– Это точно, ваша светлость. Даже смотреть жалко… Ей-Богу… Лица на них обоих нет… Белые, ошалелые. Просто я не знаю… Я бы вот… Вот пред Богом…

– Что?

– Уж не знаю… А я бы обратил гнев на милость.

– Потому, что ты дурак. А вот погляди, что я сделаю. Давай его сюда, а ей вели ждать.

Чрез несколько мгновений на пороге показался князь Девлет-Ильдишев, сильно изменившийся за малый промежуток времени со своего бегства и до поимки. Он похудел и к тому же был теперь бледен как полотно.

– Подойди, вор, лгун и обманщик, – выговорил князь тихо.