Георгий Марков - Строговы

Из-за села донесся нарастающий гул стрельбы. Офицеры переглянулись, и поручик сказал:

– Начинайте, прапорщик, и побыстрее, без канители…

Вновь заскрипел снег. Максим приподнял над головой солому. Мелькнуло знакомое лицо Кинтельяна Прохорова, с круглой бородкой, с острым носом, потом синие глаза той женщины. Максим вытянул шею, испытывая желание еще раз взглянуть ей в лицо, но перед глазами замелькали дубленые полушубки, домотканые зипуны, кудлатые папахи и землисто-зеленые лица… Арестованных было втрое больше, чем конвоиров.

– А ну, становись там, живее становись! – раздался визгливый голос прапорщика.

Максим сжался: сейчас закричат, застонут люди, встречая свой страшный смертный час. Но никто не кричал, не плакал.

Выждав еще немного, Максим прицелился и выстрелил. Поручик привскочил в седле от резкого прыжка лошади, взмахнул руками и опрокинулся навзничь. Раздувая ноздри, испуганная лошадь рванулась из риги, ударив о столб головой повисшего в стремени седока.

Максим стрелял раз за разом, почти автоматически. Солдаты не успели еще выстроиться и стояли толпой. Прапорщик бросился к воротам, но пуля, посланная Андреем, догнала его. Не зная, откуда стреляют, солдаты смешались, прячась друг за друга. Зато арестованные не теряли времени. Хилые, обессиленные, истерзанные пытками, только что безразличные ко всему, они вдруг обрели силу и ловкость и с яростью бросились на солдат. Кто-то из солдат успел выстрелить, но его в то же мгновение смяли. Сбитые с толку, охваченные паникой, солдаты пустились наутек. Их косили теперь не только пули Максима и Андрея – несколько винтовок было уже в руках арестованных.

Когда переполох в риге кончился, Максим и Андрей выбрались из соломы.

– Дядя Кинтедьян! – крикнул Максим, направляясь по зыбучей соломе к Кинтельяну Прохорову. Люди бросились навстречу своим спасителям:

– Товарищи! Родимые! – Максима и Андрея обняли сразу десятки рук.

– А где остальные? Кто еще с вами? – окидывая ригу взглядом, спросил Кинтельян.

– Двое нас.

Люди заахали, опять потянулись к Максиму и Андрею.

– Ну, а меня вы узнаете?

Максим поднял глаза. Против него стояла высокая синеглазая женщина, похудевшая, с кровавыми подтеками на лице.

– Сынок-то какой, Ольга Львовна, у Строгова! Весь в отца, – любуясь Максимом, сказал Кинтельян.

Соколовская, морщась от боли и с трудом шевеля губами, сказала:

– Отца давно знаю, а с сыном осенью на пароходе познакомилась.

– Спасибо вам. Выручили вы нас тогда, – смущенно проговорил Максим.

Спасенные от смерти, возбужденные и ликующие люди не замечали в эти минуты, что опасность миновала только наполовину. Но вот ухнула пушка, и исчезли счастливые улыбки с изможденных лиц, затих говор и беспокойство взметнулось в глазах, не остывших еще от горячих слез радости.

– Товарищи, нам надо быть наготове, – сказала Соколовская, и все увидели, что она держит в руках винтовку.

Максим сообщил, что вот-вот с этой стороны должен появиться конный отряд Тимофея Залетного. Соколовская предложила из риги не выходить, вооружиться винтовками, отбитыми у солдат, и ждать партизан.

Винтовок не хватило на всех. Соколовская распределила их среди наиболее здоровых и опытных мужиков и расставила посты. Поеживаясь от холода, она ходила от одного поста к другому. Никто не назначал и не избирал ее командиром, но все беспрекословно слушались ее и выполняли все, что она говорила.

Раненные в схватке с солдатами старики и все, кому не досталось оружия, собрались на соломе, сидели, прижавшись один к другому, и прислушивались к винтовочным выстрелам, которые доносились издалека.

Временами стрельба почти затихала совсем, но потом вновь разгоралась. Воздух содрогался от коротких ударов партизанских пушек. Протяжно свистели снаряды белогвардейских легких полевых орудий. Люди в риге наклоняли головы, вздрагивали от грохота, – казалось, что снаряды летят над ними и рвутся где-то близко.

Максим и Андрей не отходили от Кинтельяна. Они сидели в самом дальнем углу риги, смотрели на поляну, по которой одиноко бродила лошадь поручика, и слушали неторопливый рассказ партизана.

По поручению комиссара Топилкина Кинтельян ездил в город добывать патроны. В городе он попал прямо на квартиру к Соколовской, и дальше уже ни о чем беспокоиться ему не пришлось. Несколько дней он прожил в маленьком домике на окраине у одного деповского рабочего, а накануне отъезда явилась Ольга Львовна и сказала, что сама тоже едет в партизанскую армию на Юксу. Нагрузили возок, выехали, почти весь путь проехали благополучно. А неподалеку от Жирова на проселке опознали Кинтельяна кулаки-односельчане Буяновы и, видать, донесли. Через полчаса подводу нагнали верховые. Так и очутились Кинтельян с Ольгой Львовной в белой контрразведке.