Юзеф Крашевский - Король холопов

На четвертый день после возвращения короля в столицу никто уже не надеялся на его спасение… Мистер Генрих откровенно заявил, что силы короля исчерпаны, и смерть неизбежна. Мацей сидел возле ложа умирающего и проливал горючие слезы. Кругом замка стояли толпы народа в ожидании известий. Шептались о том, что король пришел в сознание и выразил желание сделать свои предсмертные распоряжения… В этот день были вызваны в замок кастеляны, воеводы и высшие должностные лица. Целый день шли совещания у изголовья умирающего, – записывалась его последняя воля. Близкие и духовенство не охотно согласились упомянуть в завещании незаконнорожденных детей, на долю которых досталось лишь маленькое обеспечение. Толпа весь день провела в тревожном ожидании.

На следующий день, пятого ноября, среди гробовой тишины, царившей в городе, раздался печальный колокольный звон, извещавший о кончине великого короля с благородной душой.

Столица погрузилась в печаль.

В то время как королева Ядвига в глубоком трауре с двумя дочерьми молча молилась у гроба супруга, в сердце которого при жизни его она не занимала никакого места, а придворные отдавали ей все должные почести, в Лобзове у окна, обращенного в сторону Кракова сидела Эсфирь, сохранившая свою прежнюю величественную красоту и как бы окаменевшая от боли. Ее черные неподвижные глаза были устремлены в осеннюю серую мглу; перед нею проносились картины прошлого, и она даже плакать была не в состоянии. В тот момент, когда она услышала колокольный звон в Вавеле и поняла, что любимый человек умер, все для нее было кончено. Около нее сидел десятилетний сын Немира, который глядя на мать, не мог понять, что с ней случилось, что она даже забыла о детях. Рядом тихо сидели две девочки и робко поглядывали на мать. Кругом была тишина, лишь ветер доносил похоронные звуки колоколов.

В первый же день возвращения короля Эсфирь, переодетая, закрыв лицо вуалью, пробралась в Вавель в надежде увидеть его. Она не хотела ни о чем просить его ни для себя, ни для детей, а молила лишь о том, чтобы ей позволено было последний раз взглянуть на обожаемого человека, пожать его холодную руку.

Возможно, что и Казимир своим блуждающим взором искал ее, и сердце его чувствовало ее присутствие, но устами не мог выразить своего желания. Суровые лица монахов и сановников, вероятно, поняли желание короля, но не желая потворствовать таким слабостям, тщательно охраняли вход к нему. Проходившие мимо Эсфири придворные, еще так недавно заискивающие перед ней, притворялись, что не видят и не знают ее, и никто не хотел содействовать ее свиданию с умирающим. Исповедник, узнав о присутствии Эсфири в замке, вышел в сени с нахмуренным лицом и велел удалить всех, не принадлежавших ко двору. Многие повиновались; Эсфирь стояла неподвижно. В этот момент проходил мимо Кохан Рава; Эсфирь остановила его, открыла лицо и взглянула на него умоляющими глазами, говорившими больше, чем слова. Кохан сделал движение руками, показав, что не в силах исполнить ее просьбу, и удалился в комнату больного. Эсфирь все еще не теряла надежды увидеть в последний раз дорогого человека и не уходила.

Наступила ночь… Казимир, погруженный в тяжелый сон, который часто является предвестником наступающей кончины, беспокойно метался на постели, изредка открывая глаза. Из уст вырывались бессвязные речи, из отрывистых слов можно было догадаться, что в нем ожили воспоминания о прошлых страданиях…

Когда Кохану показалось, что король пришел в сознание, он быстро наклонился к уху больного и шепнул о присутствии Эсфири в замке.

Казимир вздрогнул, широко открыл глаза, обвел ими вокруг комнаты, но никого не увидел кроме ксендза и слуги. Усталые глаза медленно закрылись, и король снова задремал и впал в забытье…

Кохан медленно вышел в сени и нашел Эсфирь, одиноко сидящую на прежнем месте… Увидев его, она вздрогнула и поднялась, ободренная надеждой… Сожаление к несчастной женщине не дало ему проговорить жестких слов, отнимавших всякую надежду. Он молча подал ей руку и повел к выходу… Между ними разыгралась немая тяжелая сцена. Эсфирь верить не хотела, что она забыта и ее не допустят к ложу умирающего. Кохан почти насильно тащил сопротивлявшуюся женщину. Эсфирь, наконец, опомнилась, призвала всю свою гордость на помощь и, оттолкнув руку Кохана, величественно направилась к воротам. Кохан молча провожал ее.

За все время любовной связи с королем из многочисленной родни Эсфири мало кто посещал ее. Отдавшись всей душой Казимиру, она не нуждалась в обществе других и боялась, что появление родных могло пробудить в короле воспоминание о ее происхождении. Один лишь Левко изредка посещал ее и то, когда нужно было ее посредничество для защиты сынов Израиля. Она принимала живое участие в судьбах своих единоверцев, и они уважали ее и даже снисходительно отнеслись к тому, что она по желанию короля согласилась окрестить своих детей.