Юзеф Крашевский: Король холопов

Ксендз Сухвильк, которого привратник не мог не пропустить, вошел в дом, и вслед за ним туда ворвалось несколько мещан и придворных слуг.

На пороге раздался крик:

– Король! Король!

Кохан встало, увидев ксендза Яна, приближающегося к нему с озабоченным лицом. Все окружили Кохана, и наступила тишина, так как все желали узнать подробности. Многие уже и раньше слышали о болезни короля, но некоторые не верили, другие не придавали этим слухам значения, считая их преувеличенными, не допуская, что ушибы при падении с лошади могли быть опасными для такого сильного и выносливого организма, как у Казимира.

Ради ксендза Сухвилька Кохан должен был повторить рассказ со всеми подробностями.

Все слушали с напряженным вниманием, и несколько раз восклицания и тихий плач смешивались с его рассказом. Будущее без этого короля, неуверенность в судьбе Польши, которой будет управлять чужеземец-монарх всех очень пугали… Зловещие предчувствия овладели всеми, и рассказ Кохана вовсе их не успокоил.

– Я – не врач, – проговорил ксендз Сухвильк, – но мне кажется, что не следовало позволить лечить больного двум врачам, которые не могут придти к соглашению друг с другом. Я знаю мистера Генриха, как человека серьезного, ученого, а Мацея, как добряка, увлекающегося… Почему не слушались Генриха?

Кохан ничего не ответил.

В этот момент юноша, сидевший в задумчивости на скамье, поднялся, подошел к Сухвильку и, поцеловав его руку, тихо проговорил:

– Отец мой, не забудьте о нас…

Это был Ян Багута, сын от Рокичаны, лицом, а отчасти и темпераментом, похожий на короля. Наследство, полученное им от матери, он успел уже растратить, и Казимир не особенно его любил.

Ксендз Сухвильк довольно холодно ему ответил:

– Мне кажется, что с королем еще не так плохо, чтобы потерять всю надежду.

– Сохрани Боже! – раздались голоса присутствующих.

– Лишь бы он добрался до Кракова, – проговорил один из них, – здесь ведь столько хороших врачей.

– Нужно слушаться мистера Генриха, – произнес Сухвильк, – он учился в школе, из которой вышли знаменитые доктора.

Некоторые задавали еще разные вопросы Кохану, но он неохотно отвечал и, взяв шапку со стола, попрощался с хозяином и вышел вслед за Сухвильком. Понемногу начали расходиться и остальные, и вскоре Вержинек остался один. Хотя уже был поздний час, однако он и не думал об отдыхе.

В Кракове с нетерпением ожидали прибытия короля. Ежедневно приезжали послы, которых задерживали на улицах и расспрашивали о больном монархе. К сожалению, получаемые известия были не радостные: силы постепенно оставляли короля, он почти все время находился в бессознательном состоянии и, когда просыпался, спрашивал, скоро ли они буду в Кракове. Он помнил, что Мацей обещал ему с приездом в Краков полное исцеление.

Многие не хотели мириться с мыслью, что все надежды на выздоровление потеряны. Им не верилось, чтобы тот, от которого зависела жизнь десятков тысяч людей, которых он поддерживал, вдруг так неожиданно был бы вырван из их среды.

Наконец, тринадцатого октября пришло известие, что король в этот день прибудет в столицу.

Несмотря на проливной дождь, улицы в этот день были переполнены… Все высыпали на встречу короля. К вечеру показались экипажи и всадники; шестеро человек несло на руках носилки, закрытые со всех сторон, и чередовались с другими, сменявшими их; рядом с носилками шли врачи с опущенными головами, придворные и слуги. Царствовала гробовая тишина и молчание, и это шествие было похоже на похоронное. Люди, глядя на эти черные носилки, на которых лежало обессиленное, истощенное тело их любимого пана, сдерживали рыдания и безмолвно вытирали льющиеся из глаз слезы. Вид печальных, грустных лиц людей, участвующих в шествии, говорил им о страданиях больного, свидетелями которых они были. Толпа сопровождала носилки до самого замка и разошлась, когда замкнули ворота вслед за внесенным во двор страдальцем…

В городе циркулировали самые разноречивые слухи. Одни утверждали, что король по возвращении пришел в сознание, чувствует себя лучше, и явилась надежа на выздоровление, другие уверяли, что Казимир никого не узнает, и что окружающие со слезами на глазах ожидают с минуты на минуту его кончины.

Известно было, что король обещал передать престол Людовику, королю Венгрии, но неизвестна была его воля относительно принадлежавшего ему движимого и недвижимого имущества.

От первой и последней жены оставались дочери; кроме того от Ракичаны – сын Ян Богута, которого мы видели у Вержинека, и от Эсфири – сын Немир –старший сын Полка умер – и две дочери. Будущее всех их надо было обеспечить. Между тем, духовенство начало громко высказываться о том, что дети Эсфири и Рокичаны, как незаконные, никаких прав на наследство не имеют. Хотели уничтожить все воспоминания об этих несчастных любовных связях.