Константин Коничев - Повесть о Воронихине

Гаврила обвел глазами столпившихся около него учеников, ребята обернулись посмотреть на Андрейку, а того и след простыл. Будто сквозь пол провалился, втихаря исчез парень.

– Куды его унесло? Не хочет слушать речь мою, рано разумен стал? Доведется, кажись, ему по свежим рубцам и сорок мучеников напомнить. Станет тогда знать… Плевать нам на него… Продолжаем… О чем я вам сказал?..

– Ты сказал: «плевать нам на него», – напомнил Гавриле кто-то из ребят.

– Не баламуть, не то. Я говорил о добре и зле… Вот о чем. Слушать надо! В ноздрях ковырять потом станете!.. Ванька! Достань-ко с полицы картинку «Случаев описание и действ сказание». Эту самую… Я вам пояснение дам. Глядите: изображен богатый человече. Перед ним груда злата, а позади смерть со стрелою в костлявой руце, ниже под ногами – земля. Что сие значит, ведайте: не надейся, человек, на злато, что лежит пред тобою, оно не спасет. Не уйдешь, не убежишь от того, кто стоит за тобою, смерть то есть, ибо все люди, кроме пророка Ильи, смертны, тот живым на небо взят вместе с колесницею и тремя лошадьми… И еще тут изображена земля, не минуешь того, что под тобою. Все там будем лежать до второго пришествия. А тут еще в окружности вписаны и монахами краской размалеваны все напасти человеческие: давайте-ка разберемся!.. – Гаврила рыгнул винным перегаром, протер глаза носовым платком и, уставившись на затасканный и отчасти выцветший священный лубок, продолжал: – А напасти таковы встречаться будут на вашем пути, знайте и избегайте их. От разбойников – убийство, от богатых – насильство, от воров-татей – покража, от ябедников – продажа, от соседа – ненависть, от сродника – зависть, от лукавых и мелких людишек – лесть и желание живьем тебя съесть!.. Нелегко жизнь прожити, дабы царствие небесное получити… А где же все-таки Андрейка?.. Ты чего же это, Карташев, ухмыляешься? Поди, найди и приведи Андрейку. Вот еще! Куражиться? Не позволю!..

Недолго пошумел Гаврила и, уткнувшись головой на столешницу, застланную лубочной картиной, к радости учеников своих сладко задремал.

Нет, не мог Карташев в тот день найти в Ильинском своего однокашника Андрейку. Так и пришел ни с чем в мастерскую, озадачив Гаврилу:

– Андрейки не нашел нигде!

– Как нигде? А дома у Марфы Чероевой не был?

– Был. И там нет.

– Хм… Экая глупость! Не в реку же сунулся?! – Гаврила, протрезвившись, встревожился. – Парень-то добер, смышленый. Не содеял ли чего над собой? Надо искать. Ступай, снова ищи. Вот тебе алтын на орехи.

Вечером не вытерпел сам Гаврила, пошел ильинскимя улками и переулками к Марфе Чероевой. Пришел, та сидит за прялкой, сердитая, но не печальная. Встретила Гаврилу упреком:

– Ты с чего это, Гаврила, сегодня Андрейку домой на отгул отпустил? А он, дуралей, не глядя на ночь, собрался в лес, взял кузовок, краюху хлеба, нож поточил, огниво прихватил с собой, будто за рыжиками и ягодой собрался. И такой неговорной, что те обиженный. Не натворил ли он чего?

– Натворил!

– Я так и догадалась. Чего же? Добро какое испортил?

– Хуже. Над попом насмехался, над моим писанием тоже. Ну, я и постращал его самую малость кнутиком, разков дюжину.

– Вот и зря! Я, родная мать, стречка ему ни разу не сделала. Он и без того покорлив, и старателен, и понятлив.

– Да, уж это верно. Понятливей других, – согласился Гаврила. – Так я его бережно: на портках и рубахе ни кровинки не выступило.

– Еще бы в кровь!? – вскричала Марфа и, швырнув прялку на полати, завопила: —Да я тогда тебе всю бороду выщипала бы!.. Ты думаешь, он безотецкий, так у него и отца нет?.. На-ко, выкуси!..

Гаврила не стал пререкаться с Марфой, ушел. На другой и на третий и на четвертый день Андрейка не возвращался.

Мать забеспокоилась:

– Заплутался парень в лесу. Да на зверя нарвется – и поминай как звали!.. Ох, Гаврила, Гаврила… Богомаз несчастный, будь ты проклят со своей строгостью!..

На пятый день от кого-то узнал Юшков, в каком направлении, в какое дальнее урочище ушел Андрейка, и решил со всей своей иконописной школой-мастерской идти в лес облавой искать пропавшего Андрейку.

Целый августовский день бродили ребята по лесу. И были, невзирая на усталость, довольны вынужденной прогулкой. Ягод попутно насобирали, видели много рыжих белок, прыгающих по веткам. Даже на свежий след медвежий напали; кричали, ухали, свистели, но никто не откликнулся.

– Худо дело, ребята, – сокрушенно сказал Гаврила, собрав учеников около себя. – Куда его леший унес, не угадать. Придется заночевать в лесу у демидовских смолокуров на подсеке, а завтра другим путем в Ильинское пойдем, через пожни, где стога наметаны, авось не найдем ли его в заброшенных шалашах?..