— Что же ты молчишь? — спросил бородач. — Говори! Кто ты?
— Я Ганнон, сын суффета Гамилькара.
— Сын суффета! — Толстяк раскрыл от удивления рот.
Ганнон молча кивнул.
— Мы плывём в Карфаген, — проворчал бородач. — Тебе повезло.
— Какое дело ведёт тебя в мой город? — спросил Ганнон.
Но этруск, казалось, не расслышал этого вопроса.
— Моя «Мурена» [5] Мурéна — хищная рыба в Средиземном море. Здесь — название корабля.
идёт в Карфаген, — повторил он, засовывая нож за пояс. — Я высажу тебя на берег без выкупа, — добавил он после короткой паузы. — Наши деды были союзниками.
Толстяк как-то смешно дёрнулся и зачмокал губами от удивления:
— Лопни мои глаза! Ты ли это, Мастарна?
— Золотой чешуи не будет! — резко бросил этруск. И Мастарна стал расспрашивать Ганнона о битве под Гимерой.
— Ловко же вас надули эллины! — смеялся он. — Клянусь морем, они перехватили письмо твоего отца. А может быть, в Селинунте были предатели. Так ты говоришь, вы им ещё обрадовались… Ха-ха-ха!.. На одном корабле тесно двум кормчим, — продолжал он серьёзно. — Сицилией будет владеть кто-то один. Но на вашем месте я не стал бы проливать кровь за жалкие клочки земли. За Столбами [6] Древние обитатели Средиземноморья представляли себе, что Средиземное море отделяется от Атлантического океана двумя столбами, составляющими как бы ворота. По преданию древних финикийцев, эти столбы воздвиг бог солнца Мелькарт, который ежедневно проходил через них в царство ночи. Греки называли их Столбами Геракла, римляне — Столбами Геркулеса. Позднее этот пролив стал называться Гибралтарским.
— земли непочатый край, богатой и плодородной. Собери колонистов — и на корабли.
Ганнон задумался. Он давно уже мечтал побывать во Внешнем море. Ему хотелось посетить те места, которые описывал Гимилькон, [7] Гимилькóн — известный карфагенский мореплаватель. В конце VI века до н. э. Гимилькон совершил плавание в Атлантический океан, обогнув Испанию.
или высадиться на западном берегу Ливии. Это могло бы принести ему богатство и славу. Но что дало бы республике? О чём же говорит этот этруск? Отказаться от Сицилии, чтобы на далёких берегах основать новые колонии? До Гимеры эта мысль показалась бы ему дикой, но теперь… Может быть, этруск прав. Спасение Карфагена — на берегах океана. Выждать время, собраться с силами, а потом будет видно, кому владеть Сицилией.
С «гнезда», укреплённого на верхушке мачты, раздался свист. Ганнон подбежал к борту. В туманной дымке показалась узкая полоска земли.
Впереди — жизнь и свобода. Вспыхнули в памяти знакомые родные образы, и вдруг, вытеснив всё, перед глазами встало смуглое девичье лицо, глаза с длинными трепещущими ресницами.
— Синта, я не забыл тебя! — прошептал юноша.
Широко расставив ноги. Ганнон стоял на Языке [8] Языком называлась песчаная коса внешней, торговой гавани Карфагена.
и жадно вдыхал солёный морской воздух. Ветерок шевелил длинные чёрные волосы. Тихо набегала волна, заливая ноги по щиколотки. Чудовище, которое чуть не поглотило его, ластилось, как собачонка, прося прощения.
Ганнон прикрыл глаза ладонью. Как нежный голубой цветок, на горизонте цвёл и покачивался парус. Это уходил корабль Мастарны. Пират высадил Ганнона на Языке и направил свою «Мурену» к противоположному берегу залива, где были укромные бухточки. Ганнон поймал себя на том, что любуется ловкостью и быстротой, с какой пираты повернули своё судно против ветра. И впрямь можно было подумать, что это не корабль, а настоящая мурена, хищная и увёртливая. Вправе ли Ганнон интересоваться делами пиратов? Его высадили на сушу и даже не взяли выкупа. Как это не похоже на всё то, что слышал он о жадности и жестокости Мастарны! А может быть, ему придётся встретиться со своими спасителями? Тогда они убедятся, что Ганнон умеет быть благодарным.
Ганнон зашагал, оставляя на влажном песке глубокие следы. Как ни любил он море, ему всегда приятно было возвращение в родной город. Смутные, неясные ощущения охватили его душу.
Вдруг он увидел большую толпу, спускающуюся на песчаную отмель. Люди — в потёртых плащах, подпоясанных простыми верёвками, в поношенных туниках, [9] Тýника — одежда в виде рубашки, шившаяся из цельного куска материи.
в выгоревших на солнце широкополых шляпах. В руках у многих серпы. За толпою громыхал возок, запряжённый парой круторогих волов. Он был накрыт широким белым холстом. Края холста раздувались при каждом порыве ветра.
Читать дальше