Ильяс Есенберлин - Отчаяние

На огромное летнее пастбище была похожа к этому времени страна казахов, где без опытного табунщика брели табуны лошадей, и каждый жеребец был всевластным хозяином своего косяка, ревниво охраняя его неприкосновенность. Там, где этот вожак-жеребец оказывался более сильным и кусачим, косяк чувствовал себя в относительной безопасности, пасся вольно, не имел отбившихся. И степные волки обходят стороной такой косяк, зная, что здесь им не поживиться и жеребенком. Матерый жеребец обычно даже не подпускает волчью стаю к своему косяку, выносится с диким ржанием навстречу, бьет стальными копытами, кусает, давит могучей грудью…

С незапамятных времен родовые бии и батыры были такими всевластными хозяевами в степи. Они решали, куда перекочевать роду по весне или где зимовать, вершили суд и расправу. Они же организовывали сопротивление многочисленным барымтачам из соседних племен и родов, угонявшим скот. При случае приходили они на помощь кочующему рядом соседу, но и только. Перед большим вражеским нашествием разрозненные родовые вожди были бессильны…

Правда, числился к этому времени ханом всех трех жузов — так называемой Большой Орды — третий сын хана Тауке и внук Есим-хана, Булат, но был он безвольным, вечно больным и не имел нужного авторитета в степи.

Фактическим ханом Среднего жуза был Самеке, его младший брат. Тем более не слушался хана Булата хан Младшего жуза Абулхаир. Старшим, или Большим жузом в это время правил тоже не слишком авторитетный Жолбарыс-султан, старший брат Абулхаира. Многочисленные ветви рода найман, хотя и входили Средний жуз, жили обособленно, на границе Казахской степи с Джунгарией, и чувствовали себя почти отдельным ханством. Ими управляли внуки Шагая — своевременный султан Барак и султан Кучек.

Неплохо было пока и то, что еще существует Белая Орда, хоть и в таком расколотом виде. В этом была определенная заслуга предшествующего хана Тауке, которого не случайно прозвали в народе Азь-Тауке, что значит «Мудрый Тауке». Пожалуй, Тауке-хан первый всерьез понял опасность джунгарской угрозы и все коварство маньчжуро-китайской политики. Именно он осознал все преимущества сближения казахов с Россией, где в это время во всей своей широте проявлялся гений Петра Великого. Уже в 1702 году посылает он своего посла к русской крепости на берегу озера Ямыш, но тот попадает в засаду к ойротам и погибает. И вот в 1715 году в месяце кузтоксан, то есть в конце лета, большое посольство хана Тауке во главе с Тахмурым-бием прибывает в Уфу. От имени русского царя уфимский наместник шлет ответное мирное послание. Но хана Тауке оно уже не застает в живых.

Хоть и не был Тауке-хан таким влиятельным, как его предшественники, и власть его не распространялись на все казахские земли, но в трудные годы распада и дробления казахских земель он сделал все, что мог. Немало сражений провел он, дав отпор агрессивным устремлениям властителей Бухары, Хивы и Коканда. Но самой главной его заслугой являлось постоянное сдерживание в союзе с киргизскими родами действий джунгарских контайчи…

При нем был дан закономерный исторический толчок к сближению с Россией. И когда Азь-Тауке-хан ушел из жизни, его наследники уже по традиции продолжали вести ту же политику. Сменивший его дядя Каип немедленно дал ответ на письмо уфимского наместника, а вскоре направил послов к сибирскому губернатору князю Гагарину в Тобольск. Во главе посольства находились наиболее уважаемые люди Среднего жуза — Екеш-улы-бий и Бури-улы Байдаулет-аксакал, а в письме «белому царю» говорилось уже о практическом союзе: «Мы всей душой желаем быть с вами в вечной дружбе и согласии, а для совместных действий против джунгарского контайчи можем выделить немедленно отряд в двадцать или тридцать тысяч всадников…»

Да, уже не отдельные мудрые люди, а весь народ понимал, что в борьбе со страшной угрозой с востока страна казахов могла найти реальную поддержку лишь со стороны России. В свою очередь, послы Каип-хана заверили губернатора, что те казахские родовые вожди и отдельные батыры, которые станут нападать на русские городки и караваны, будут караться смертью или передаваться для суда над ними в Тобольск. На пограничной линии должен был воцариться длительный и прочный мир.

Такие же письма были посланы в Казань и Уфу.

Князь Гагарин немедленно отправил послание казахского хана в Петербург. Сенат благосклонно отнесся к нему, одобрил его и лично царь Петр. Но, понимая, кто подталкивает джунгарских контайчи к столкновению с казахскими и на чью мельницу льется при этом вода, он призвал казахского хана к осторожности. В это же время российские посланники прощупывали почву у самого контайчи, намереваясь помешать назревающей провокации. «Киргиз-кайсацкая орда должна жить в дружбе не только с нами, но и избегать военных столкновений с дружественными или подчиненными нам державами», — таково было указание царя Петра…