— Твой отец — единственный, кто действительно знает меня. Мы в чём-то схожи с ним.
— Более схожи, чем отец и сын. Это уж точно!
Их беседа истощалась. Клайв спросил:
— Ну, а ты чем займёшься?
— Не знаю. Поеду в Англию, если компания примет мою отставку. Я давно хотел увидеть великий город.
Кривая улыбка Клайва осветила его лицо дружелюбием с примесью горечи.
— Ну, тогда счастливо тебе. Я желаю, чтобы наши пути сошлись вновь, здесь или там.
— Да. И я желаю. И надеюсь на это.
Возвратившись во дворец, Хэйден долго сидел в полутьме с закрытыми глазами, обхватив голову руками. Его мучили видения сцен, свидетелем которых он был. Он ощущал боль утраты уходящей эпохи, но и определённое облегчение. «Странное ощущение, — думал он, — испытываешь, когда завершается работа многих лет. Почему так болит сердце, когда мы отступаем назад, чтобы лучше увидеть наши дела? Может быть, это же испытывает душа индуса, когда она переходит из одного тела в другое. Может быть, это чувство приходит к каждому, когда одни времена уходят, а другим ещё предстоит наступить».
Какое-то движение привлекло его взгляд. Кроваво-красная бабочка присела на угол его мраморной скамьи. Он встал, желая приблизиться к ней, но её крылья развернулись, и она взлетела в воздух, зигзагом вылетев через полуоткрытое окно. Он поглядел на молочно-белый камень скамьи и увидел на ней резную шкатулку розового дерева, которой раньше не было там. Ему внезапно представилась нереальная фантазия, что бабочка оставила её как дар. Когда он потянулся взять её, его пронзило ещё одно ощущение чуда: шкатулка была похожа на ту, которую он вручил когда-то Назир Джангу и в которой оказалась змея краит.
Под шкатулкой была бумага. Сломав печать, он обнаружил страницу молитв набоба. Под ними, языком, принятым при дворе Аурангзеба, рукой Мухаммеда Али были добавлены две строки.
Славен будет Бог, Господь Миров,
сострадательный, милосердный, Царь Судного Дня,
Тебе мы поклоняемся, Тебя мы умоляем!
Веди нас по прямому пути, пути тех,
к кому Ты благоволишь, но не по пути тех,
кто гневит Тебя, не по пути заблудших.
Теперь же, Флинт, во имя славы, в благодарность
и признательность, мы награждаем тебя
редким алым сокровищем.
Волосы зашевелились на его голове, когда он читал это. Он ощутил, что чья-то огромная фигура заполнила дверной проем сзади него, и должен был собрать всю волю, чтобы не обернуться.
— Ну? Почему ты не открываешь шкатулку?
Он повернулся и ощутил, как его душа захлопывается как морская раковина.
— Когда ты пришёл сюда?
— А, ночью. Теперь эти шлюхи уймутся, как я и всегда предвидел. Их торговля поослабнет. Роберт Клайв знал, что я здесь.
— Он ничего мне не сказал.
— Да, потому что я приказал ему молчать. Почему ты не открываешь чёртову шкатулку?
Хэйден открыл её и увидел внутри тускло сиявший самоцвет. Это был Глаз Змеи. Он взял его и взвесил на ладони, затем бросил отцу, который проворно поймал его правой рукой.
— Он твой, я считаю.
— Да. Мой.
— Я рассчитался сполна.
— Да. — Стрэтфорд Флинт держал камень в луче солнечного света. — Его нашли во рту Чанды Сахиба. Это — полная расплата. Ну что ж, я буду и дальше заниматься делами и предоставлю тебе заниматься своими, сын.
Когда отец повернулся к выходу, Хэйден ощутил почти физическую боль, но он не мог позволить себе показать огромную радость от последнего слова отца. Он знал, что не может быть и речи о рукопожатии или объятиях. Не будет никакого проявления чувств. Стрэтфорд Флинт оставался верен самому себе.
Его отец уже дошёл до двери, когда вдруг остановился с тем загадочным видом, с которым всегда любил победоносно бросать своё последнее слово, ставящее всё с ног на голову.
— Я забыл сказать: в этой записке Мухаммеда Али Хана не говорится, какое алое сокровище он имеет в виду. И какой Флинт упоминается. Я думаю, тебе следует упаковаться и покинуть Аркот как можно скорее.
В тишине, после того как стихло эхо шагов, Хэйден перечитал вновь слова, написанные Мухаммедом Али Ханом, ничего не понимая. Затем постепенно до него всё слышнее стали доноситься звуки со двора. Храп лошадей и перестук копыт. Он открыл ставни и взглянул вниз.
Там было много носильщиков, солдат почётной охраны набоба, его собственная лошадь, осёдланная и готовая, а также паланкин благородной леди.
Все занавеси паланкина были алыми.
Читать дальше