Роберт Картер - Меч войны

Ковровая дорожка вела во внутренний двор, где собрались несколько сот людей в тюрбанах; и когда открылись ворота, он увидел Мухаммеда Али Хана, облачённого со всей пышностью, совершенно спокойного, стоявшего под навесом и обвеваемого опахалами из перьев. Ниже стояли его офицеры в богато расшитых джамах.

Хэйден наблюдал за происходящим. В тот момент, когда набоб опустился на покрытый драгоценностями маснад, небывалое правление началось в Индостане: правление единственного и неоспоримого местного князя, поддерживаемого Ост-Индской компанией. «Кто будет сомневаться, — думал он, — что будут и в дальнейшем подобные ему? Может быть, в соперничестве между англичанами и французами будет раздельное правление частями бывшей империи, поделённой на сферы влияния?»

По мере того как приближённые Мухаммеда Али произносили бесконечные церемониальные речи, он разглядывал князя и видел перед собой нового человека. Не было больше того стеклянного взгляда, жестокости манер. Он выглядел теперь смягчённым и спокойным, даже величественным, слегка наклоняя в приветствии голову, встретившись взглядом с Лоуренсом, а также и с ним, без признаков враждебности.

Хэйден на какой-то момент испытал замешательство. В прежние времена в Аркоте о подобной благосклонности не могло быть и речи. И дело не в победе над французами и не в его официальном ранге посланника. Мухаммед стал человеком, обретшим новое понимание и видение. Что смогло распечатать его сердце? Он видел, как набоб отвёл взгляд и поднял глаза, и невольно его собственный взгляд последовал туда же, к маленькому балкону с решёткой, с широкими проёмами и бисерным экраном вокруг него.

Лучи яркого солнца пронизали галерею наверху, высветив глаза, сверкавшие там из-за шалей самых разных цветов: жёлтого и оранжевого, лимонного и жемчужно-голубого. Но его пронзили глаза женщины в красной вуали. Напряжённо вглядываясь, он увидел, как её рука поднялась, задержалась на секунду и затем упала вновь.

Ясмин...

Как будто электрическая искра проскочила между ними. И этим еле заметным жестом был сказан миллион слов, и он узнал всё, что таило её сердце.

Рядом с ним Роберт Клайв тоже взглянул наверх.

В переднем ряду балкона солнце бросало рисунок прозрачной бисерной занавеси на изумрудный лиф платья, на бледные руки в золотых браслетах и на ещё более бледное лицо, обрамленное заплетёнными медными волосами, с драгоценной серьгой, украшающей нос.

Клайв продолжал глядеть в течение нескольких секунд, затем отвернулся, с безжизненным остекленевшим взглядом, с губами, сжатыми в одну линию. В ответ ему не последовало ни единого признака узнавания от беременной женщины, которую Мухаммед Али Хан сделал своей первой женой.

Хэйден видел, как лицо Клайва превратилось в маску смерти. Он понимал его, зная, что в этот час триумфа он утратил всё, на что надеялся.

Клайв покидал Аркот на следующий день. Услышав о его отъезде, Хэйден вышел поддержать его уздечку и обменяться рукопожатиями.

— Куда теперь? Сен-Дэвид? Или Мадрас?

— Мадрас. А ты?

— Я останусь здесь ещё на день.

— Тогда ты более храбрый, чем я.

— Получить такой комплимент от «Доблестного в войне» — это слишком, Роберт.

— К этому титулу можно теперь добавить: «Несчастный в любви». — Клайв улыбнулся горечи своего признания. — Мне следовало бы ожидать этого. Так играет с людьми кисмет. Победишь в войне — проиграешь в любви. Никакой разумный Бог не пожелает вложить оба эти таланта в единое тело. Взгляни на французов!

«Шутка, скрывающая агонию, — думал Хэйден. — Он любит её и мог выносить это, только пока продолжалась война».

— Теперь, когда Дюплейкс побит, что ты будешь делать?

Клайв встретился с ним взглядом.

— Буду трясти дерево пагоды как можно сильнее, пока не подвернутся другие битвы. Мы ещё услышим о французах, прежде чем окончится десятилетие. Я благодарен тебе за письма, которые ты привёз. — Он похлопал по нагрудному карману. — Особенно от Эдмунда Маскелена. Меня приглашают в Мадрас разделить компанию его сестры Маргарет.

— Ты теперь человек со средствами.

Клайв поднял брови.

— Конечно, я получил дар благодарности от правительства набоба. Если собрать все мои средства вместе, я думаю, что наберётся несколько лакхов серебром. Я хочу заниматься торговлей вместе с твоим отцом.

— Если увидишь его, скажи, что я думаю о нём.

Клайв на секунду задумался, желая, очевидно, сказать нечто доверительное, но передумал, сказав вместо этого: