Сесилия Холланд - Иерусалим

Земля здесь была твёрдая, чуть скользкая, усыпанная чёрными камнями. Зимние дожди промыли в склоне глубокие борозды. На ровной полоске травы Раннульф остановился.

— Мы станем здесь, — сказал он своим спутникам.

— Что? — Фелкс вскинул голову. — С какой стати?

— Приказ короля, — ответил Раннульф и спрыгнул на землю. — Хорошенько следите за припасами. Не доверяю я этим ублюдкам.

Он расслабил подпругу, снял с коня недоуздок, повесил его на шею, подвязав к луке поводья, и пошёл в одиночестве по склону холма.

Оказавшись подальше от людей, он опустился на колени, перекрестился и начал молиться. Он думал о Медведе, о том, как он потянулся и схватил Медведя за руку — несомненно, тогда Медведь был ещё жив, — потом втащил его в седло — и тогда Медведь тоже был ещё жив.

А теперь мёртв.

В последний раз Раннульф позволил себе подумать о Сибилле.

Ей здесь было не место; она не имела никакого отношения к тому, что здесь творилось. Она осталась далеко позади, быть может, навсегда. Перед ним стена огня; на сей раз, если он будет достаточно чист, он пойдёт в огонь и увидит Бога.

Раннульф вернулся к коню, расседлал его и обтёр одеялом. Вокруг устраивались на ночлег остальные; рутинная обыденность привычных действий как-то успокоила его. Подошёл Мыш:

— Святой... исповедуй меня.

Они отошли в сторонку, опустились на колени и исповедали друг друга. Потом Раннульф обхватил рукой шею Мыша, и они сидели вместе, глядя на далёкий сарацинский лагерь.

— Как думаешь, — сказал Мыш, — мы уцелеем?

— Мы бывали в переделках и похуже.

Подошёл Фелкс, опустился на колени рядом с ними, и они все трое обхватили друг друга руками за плечи.

— Ах, Иисусе, — пробормотал Фелкс. Он плакал. Они сомкнулись в круг, опустив головы, и слегка покачивались.

— Иисусе, — повторил Фелкс.

— Я всё думаю, когда он умер, — сказал Раннульф. — Может, я убил его, когда втаскивал на седло.

— Бедный Медведь, — сказал Мыш.

— Он был самым храбрым из нас, — проговорил Фелкс. — Ничего не боялся.

— Да, — сказал Раннульф, — он мог растеряться. Но испугаться — никогда.

Он вспомнил, как Медведь защищал его на собраниях, как стоял бок о бок с ним в сотнях сражений. Как он веселился в Дамаске, держа на коленях двух обнажённых девиц.

— Мы даже не смогли похоронить его, — сказал Фелкс.

— Не важно, — ответил Раннульф и перекрестился. — Теперь он в руках Господних.

Они теснее сомкнули круг, раскачиваясь из стороны в сторону. Фелкс опять плакал, опустив голову, и под рукой Раннульфа всё сильнее вздрагивали плечи Мыша. Раннульф поднял голову и взглянул на длинный пологий склон Хаттина, на бесчисленные огни сарацинского лагеря. На самом краю склона в темноте двигались чёрные фигурки — это люди Балана и основные силы тамплиеров наконец-то входили в лагерь. Раннульф крепче сжал плечи товарищей.

Раннульф проснулся перед рассветом. Он спал в кольчуге, подстелив одеяло и положив голову на камень; проснувшись первым из своих людей, он встал и вгляделся в серую пелену умирающей ночи. Сарацинские костры погасли все до единого. Внизу не было ничего, кроме кострищ и зарослей словно взбитых ветром кустов, — казалось, он мог бы пройти по ним к холодным чистым водам озера.

Горло раздирало от жажды. Больное плечо ныло. Раннульф спустился туда, где, раненный в бедро, дремал его конь; он отвёл животное в сторону и ощупал обеими руками. Раннульф полюбил этого коня, едва получив его, а теперь любил ещё сильнее: весь этот тяжкий марш конь бился вместе с ним, делал всё, что от него требовалось, — и сейчас он был ещё свеж и бодр; и, когда Раннульф опустился перед ним на колени, конь наклонил голову, коснулся губами его волос и навалился на него, словно хотел пошутить. Раннульф выпрямился и похлопал его по шее.

— Держись меня, — сказал он. — Сарацины запрягут тебя в телегу.

Голодный конь обнюхивал его руку.

Начали подниматься другие рыцари. Разгорался день — и по всему склону франки выпутывались из одеял. Озеро тонуло в плывущем тумане; густая дымка скрывала горизонт на востоке, и солнце едва просвечивало сквозь неё, пока не поднялось над краем дымки и не залило мир внезапным сиянием, мгновенной вспышкой жара.

Раннульф спустился к вьючным лошадям. Его обступили рыцари, и он отвязал бурдюки с водой.

— Поите коней. Если падут кони — конец и нам.

Он наполнил шлем каждого. Потом разделил между ними хлеб и раздал остатки зерна.