Мирон Долот - Голодомор

Поняв всё это, мы пришли в ужас. Тем не менее, инстинкт выживания оказался сильнее любых запретов. Этот инстинкт заставлял всех, у кого ещё оставались силы, делать всё возможное, чтобы спасти себя и своих близких.

Отчаянные попытки найти средства к существованию в соседних городах продолжались. Многие из наиболее крепких жителей села подались в отдалённые уголки Советского Союза, главным образом в

Россию, где, как мы слышали, было достаточно еды. Другие направились на юг, где, как считалось, на угольных шахтах и заводах Донецкого

Бассейна можно было найти работу и получать продукты по рабочей карточке.

Но лишь немногие из этих смельчаков, отправившихся в чужие края, добрались до цели. Дорога в большие города была для них закрыта.

Милиция и ГПУ проверяли документы у каждого пассажира и выясняли, куда и зачем он едет. Эти отчаянные мужчины и женщины, пытавшиеся изо всех сил остаться в живых, на самом деле достигали противоположного результата. Мы только можем предполагать, что их ожидало после ареста: или смерть, или концентрационный лагерь. Если им удавалось избежать смертного приговора "народного" суда, получив в обмен сомнительную отсрочку в виде тяжёлых работ, они даже не успевали начать выполнять приговор суда. Сочетание голода, холода и безразличия к их судьбам отнимало их жизни на пути в лагерь, на железнодорожных станциях и в открытых вагонах, катящихся на восток или север, где они замерзали до смерти.

Те, кто смог избежать столкновения с милицией и ГПУ, часто становились жертвами бандитов, терроризировавших железнодорожные линии и рынки. Счастливчики, вернувшиеся в родное село после выпавших на их долю ужасных испытаний, и те, кто никуда не уезжал, постепенно теряли силу духа и веру в своё спасение. У ослабленных от недостатка еды, замёрзших от нехватки дров людей не осталось больше выдержки. Крестьяне всё глубже и глубже погружались в апатию и отчаяние. Некоторые верили, что голодная смерть стала заслуженной божьей карой за их поддержку коммунистов во время революции.

Мы слышали, что совсем немногим, которые вернулись домой, каким-то образом удалось достать еду, в основном – муку, но лишь единицы донесли эту ценную ношу до дома. Эта провизия, добытая в неслыханных мучениях, изымалась государственными агентами или просто отнималась бандитами.

Все эти события убедили нас, что в борьбе за жизнь мы проиграли.

Наши попытки убежать или достать продукты в большинстве случаев оказывались безуспешными. Мы стали пленниками в собственном селе, без запасов еды, приговорённые к медленной смерти от голода.

В конце 1932 года, когда больше не осталось овощей и хлеба, по сёлам разнеслась новость, что в районном центре открылись новые магазины, в которых полки ломятся от изобилия. Говорили, что там даже продаются иностранные товары. Однако оказалось, что купить эти товары можно было только на валюту или, расплатившись золотом и серебром, причём в золото и серебро принимали в любом виде.

Постепенно наше село становилось всё более информированным относительно этих новых магазинов. Магазины имели название Торгсин, что представляло собой сокращённое русское название "торговля с иностранцами". Говорили, что в них продавали все необходимые товары: продукты, одежду, лекарства и так далее.

Торгсин существовал и раньше, но только в крупных городах, куда приезжали иностранцы. Теперь сеть этих магазинов пришла и к нам.

Какими бы неотесанными мы ни считались, нам сразу же стала ясна цель

Советского правительства. Эти магазины предназначались для того, чтобы лишить нас последних остатков золота и серебра. Фамильные ценности, такие как нательные крестики, иконы, серьги, обручальные кольца и тому подобное, могли содержать небольшие количества драгоценных металлов, до которых был так жаден существующий режим.

Коммунистическое правительство, подозревая, что у крестьян ещё оставались золотые и серебряные монеты дореволюционного времени, хотело всем этим завладеть. Из поколения в поколение каждая семья бережно хранила такие ценности, как серебряные чайники, сахарницы, подстаканники, солонки и перечницы и многие другие серебряные изделия. Раньше среди молодых сельских жительниц считалось модным иметь один золотой зуб, неважно, была ли в этом действительная необходимость. Теперь правительство не брезговало и золотыми коронками.

Голод завершил то, чего не удалось добиться указами и угрозами. Из сокровенных уголков были вытащены последние крупицы драгоценных металлов. Они стали единственным средством существования.