Навсегда запомнились мне два человека. Тот самый полковник, который готов был в любой момент нам помочь, держался он дружелюбно, но в то же самое время официально и сдержанно, он прекрасно говорил по-немецки и в то же время был очень русским человеком. И еще наша хозяйка — «мамочка», которая, как было видно, никак не могла взять в толк, почему ей приходится ухаживать за сменяющими друг друга «вражескими» офицерами, но, поскольку таков был приказ, она старалась делать все, что было в ее силах. Словно дальнейший ход войны зависел от того, понравится ли нам пpигoтoвлeннoe ею блюдо.
В квартире нас ждал накрытый стол, полковник пообедал вместе с нами. Потом мы вымылись, распаковали вещи. Отец с остальными офицерами ушел на переговоры. Это и понятно, наконец-то, на шестой день нашего путешествия, мы попали туда, куда так стремились попасть, — в Москву. Тогда мы, конечно, не подозревали, что наша делегация (или, точнее говоря, остатки готовившейся к полету делегации) окажется единственной добравшейся до Москвы делегацией Венгерского фронта. Вечером того же дня отца повезли в Кремль, к генерал-полковнику Кузнецову. Но об этом отец наверняка сам тебе все расскажет.
— А что вы знали о находящихся в то время в Москве венгерских генералах?
Мы знали, что там находится своего рода комиссия по перемирию во главе с Табором Фараго, но чем они занимаются, мы понятия не имели. Знали мы и о том, что линию фронта перешел Бела Миклош, а поскольку вернуться назад он не смог, мы считали, что он вместе с Кальманом Кери тоже находится в Москве. О Яноше Вёрёше мы уже слышали, что он «явился к советскому командованию». Но вместе ли живут эти генералы, ведут ли они какие-то переговоры, формируют правительство или просто играют в бридж, мы, разумеется, не имели ни малейшего понятия.
— Когда ты с ними познакомилась, ты еще не знала, каковы намерения и взгляды каждого из них. Не могла бы ты охарактеризовать их, рассказать, какими они показались тебе тогда, когда вы только-только познакомились…
— Видишь ли… В состав делегации, возглавляемой Фараго, входили Домокош Сент-Иваньи, Геза Телеки и секретарь посольства Иштван Тарнаи. С ними в Москве мы встретились, вероятно, всего два-три раза в том самом знаменитом «японском салоне» [49] Так окрестили герои романа предоставленные им апартаменты, которые прежде занимал японский атташе.
… Нас поселили отдельно и относились к нам иначе. Мы это чувствовали. К тому же отец считал, что не так уж важно встречаться с этими людьми. Иначе он относился к переговорам с Кузнецовым. К нему отца возили четыре или пять раз и всегда почему-то ночью. О Кузнецове твой отец, возвращаясь домой под утро, говорил с какой-то восторженностью, почти влюбленностью. Кузнецов был очень умный, интеллигентный человек, имевший самостоятельные взгляды по самому широкому кругу вопросов, понимающий все с полуслова. Отец так восторженно отзывался о Кузнецове еще и потому, что во многом взгляды их, вероятно, сходились, иначе он в сердцах бы все мне выложил.
Итак, к тому времени, когда мы попали в резиденцию Фараго и Миклоша, там уже собралась довольно разношерстная компания. Они уже много раз ссорились, мирились, у них было достаточно времени, чтобы как следует обдумать свои дела.
Габор Фараго казался мне добродушным, с несколько тяжеловатым юмором, который вовсе не стремился к роли «лидера». В Москве он чувствовал себя лучше других, вероятно, даже знал кое-кого из советских военачальников — Фараго когда-то был военным атташе в советской столице и говорил по-русски. Мне казалось, что он следил за соблюдением некоторых формальностей, однако хорошо понимал всю гротесковость положения, в котором оказалась возглавляемая им делегация, и вмешивался в дело только тогда, когда считал это совершенно необходимым. А вообще, он от всего отмахивался, неизменно повторяя, что интересуется только овцами. Под Кечкеметом у него было поместье в две сотни хольдов земли, и он всячески пытался создать о себе легенду как о фермере-овцеводе.
Домокош Сент-Иваньи был типичным дипломатом.
Что я под этим понимаю? Он всячески старался избегать определений вроде: левый, правый, оппозиционный, верный Хорти и т. п. Он внимательно следил за протоколом, соблюдением правил и необходимых формальностей. Он был элегантен и сдержан, как игрок в покер. Ему очень импонировало, что делегация, выехавшая для ведения переговоров о перемирии, может превратиться в совет, формирующий правительство, и он втайне как член этого совета видел себя министром иностранных дел. Во всяком случае, амбиция и желание у него для этого были.
Читать дальше