Колин Маккалоу - Первый человек в Риме. Том 2

Марий прошел вдоль рядов, затем опять остановился.

– Ясно, что будущее этого закона сомнительно. Плебейское собрание должно еще раз его заслушать и проголосовать, чтобы снять сомнения в действенности закона. Однако, отцы-сенаторы, сегодня мы собрались здесь по другому поводу. Есть более насущное дело, – Марий сделал маленький шажок. – Согласно закону, вы должны будете принести присягу поддержки закона – об этом и поговорим. Сегодня – последний день, когда мы можем присягнуть, поэтому вопрос этот не терпит отлагательств. Мы должны будем эту присягу принести.

Марий сделал несколько стремительных шагов вперед, почти достигнув возвышения с курульными креслами, а затем резко повернулся и снова медленно стал отмеривать шаги по направлению к двери, где повторилась та же сцена – он осматривал сразу обе половины Сената.

– Сегодня, отцы-сенаторы, все мы дадим эту клятву. Мы обязаны сделать так, исходя из особых предписаний Народа Рима. Потому что Народ утверждает законы! Мы. Сенат, – всего лишь слуги Народа. Мы будем присягать. Какая вам разница, отцы-сенаторы? Если когда-нибудь в будущем Плебейское собрание пересмотрит закон и найдет, что он принят с отступлениями от процедуры, недействительной будет признана и ваша присяга. – В голосе Мария зазвучали победные нотки. – Любая клятва, которой требует закон, действует лишь пока закон считается законом. Если Плебейское собрание решит закон аннулировать – ваша присяга обратится в пустой звук.

Скавр, кивал головой в такт его словам и Марию казалось, будто он соглашается с консулом. Однако Скавр кивал совсем по другой причине: он шептался с Метеллом.

– Мы добили его, Квинт Цецилий! Наконец-то мы его сломали! Он повернул назад. Он не выдержит этот срок. Мы заставили его публично признать, что в законе Сатурнина есть неувязки. Мы перехитрили арпинумского лиса!

В приподнятом настроении, полагая, что весь Сенат на его стороне, Марий вернулся на свое место и встал у резного кресла, чтобы закончить речь.

– Я сам первый присягну этому закону. И если я, Гай Марий, старший консул, готов дать клятву, неужели этого не могут сделать собравшиеся здесь? Я посовещался со жрецами – храм Семона Санкуса Деуса Фидия готов принять нас. Идти не так уж далеко. Итак, кто за мной?

Вздох пронесся по залу, опять возник шепот, зашуршали подошвы сандалий. Рядовые члены Сената стали медленно подниматься со своих скамей.

– Один вопрос, Гай Марий, – внезапно раздался голос Скавра.

Звуки стихли. Марий кивнул.

– Я хотел бы услышать ваше личное мнение, Гай Марий. Не официальное, а личное.

– Если для вас это имеет значение, Марк Эмилий, могу сказать. Мнение – о чем?

– Что вы лично думаете, – голос Скавра четко раздавался во всех уголках Курии, – о действительности закона Аппулея после того события, что предшествовало его принятию?

Тишина. Абсолютная тишина. Все боялись вздохнуть.

– Хотите, чтобы я повторил свой вопрос, Гай Марий? – мягко, почти нежно заговорил Скавр.

Марий быстро облизал пересохшие губы.

"Куда бежать, что делать? Ты поскользнулся в конце концов, Гай Марий. Упал в яму, из которой ты сам выбраться не сможешь. Почему мне не пришло в голову раньше, что мне могут задать подобный вопрос – да еще самый умный из всей этой шайки? Неужели меня так ослепила гордость? Ведь неминуемо должны были спросить! А я даже не подумал… Ни разу за все три дня! Ладно, выбора все равно нет. Я должен перед всем Сенатом сказать, что думаю об этом законе… Нет, я должен сказать то, что они хотят услышать. Иначе ни один не присягнет. Я признал при них противоречия в законе; я сказал им, что это делает присягу почти ни к чему не обязывающей. Если я возьму свои слова обратно – потеряю их доверие. Если же скажу, что отрекусь от закона – потеряю самого себя".

Он посмотрел на скамью трибунов, увидел сидящего впереди Луция Аппулея, со скрещенными руками, неподвижным непроницаемым лицом, поджатыми губами.

"Я потеряю и его, если отрекусь от закона. Потеряю лучшего законника, какого когда-либо видел Рим… Вместе мы могли бы повести за собой всю Италию… Но если я этого не сделаю – эти cunni не принесут присягу и мои солдаты не получат земли. Тогда чего ради я затеял всю эту игру?!"

Ножки кресла из слоновой кости, на котором сидел Главция, заскребли по мраморной плите – и почти половина членов Сената вскочила с мест; Главция посмотрел вниз, еще крепче сжал губы; на лице не появилось ни оттенка эмоции и опять тишина, минута за минутой.