Колин Маккалоу - Первый человек в Риме. Том 2

– Насколько я могу углубиться в тему? – Сулла слегка вздрогнул.

– Как сочтешь нужным. Я представлю общий план, а ты попытаешься доказать истинность своих выводов, но избегая подозрений о том, как находился среди варваров. – В глазах Мария мелькнуло сострадание. – Кое о чем, Луций Корнелий, лучше не упоминать. Они не знают тебя и не поймут, что ты за человек. Не говори им ничего такого, что они смогут использовать против тебя. Ты – римский патриций. Пусть считают, что все твои героические поступки ты совершал, не вылезая из шкуры римского нобиля.

Сулла затряс головой:

– Но ведь это немыслимо – пройти через германские земли, выглядя как римлянин и патриций!

– Они этого не знают, – усмехнулся Марий. – Помнишь, что написал мне Публий Рутилий? Воители задних скамей – так назвал он этих людей. Но и в первых рядах сидят такие же болтуны, не знающие жизни, – Марий рассмеялся. – Надо было тебе оставить на время усы и волосы… Я одел бы тебя, как германца, и провел бы по Форуму. Знаешь, что случилось бы тогда?

– Да. Меня никто не узнал бы.

– Правильно. Не следует раздражать римлян. Я буду говорить первым, ты – за мною.

Сулле Рим не обещал ни славы, ни домашнего тепла и уюта, как Гаю Марию. Несмотря на блистательную службу в качестве квестора и прекрасный дебют в роли шпиона, Сулла все еще оставался молодым сенатором, живущим в тени Первого Человека. Его политическая карьера складывалась слишком медленно, особенно если учесть позднее вхождение в Сенат. Он был патрицием и поэтому не имел права стать плебейским трибуном. Чтобы получить место курульного эдила, у него не было денег, а слишком короткий срок его сенаторской деятельности лишал его возможности стать претором. Так складывалась его судьба в политике. Дома же его ждала все более обострявшаяся напряженность, источниками которой служили его жена, слишком много и часто выпивавшая и пренебрегавшая детьми, и мачеха, которая ненавидела его так сильно, как и свое нынешнее положение.

Но если политические сферы постепенно открывались для Суллы, что вселяло в него какую-то надежду, то домашние сцены становились все безобразнее. Что еще больше осложняло его возвращение в Рим, так смена германской жены на римскую. Всего год прожили они с Германой в обстановке, еще более противной его аристократизму, чем мир Субуры. Но Германа служила ему утешением, опорой, помощницей в том варварском мире.

Ему нетрудно было попасть к кимврам, поскольку Сулла был воином не просто смелым и физически сильным: он был воином мыслящим. В смелости и силе он уступал многим германцам, зато был хитер, увертлив и ловок. И все потому, что умел думать, анализировать. Его отметили в боях против испанских племен на Пиринеях – и приняли в воинское братство.

Затем он и Серторий решили, что если им удастся вжиться в этот странный мир и возвыситься в нем /так и вышло/, то они преуспеют в выполнении задания куда больше, чем оставаясь простыми воинами. Они завоевали определенный авторитет, каждый в выбранном им племени, а затем нашли себе вдов.

Герману он выбрал потому, что она сама была пришлая и не имела детей. Ее муж занимал место вождя своего племени, иначе женщины никогда не потерпели бы ее присутствия среди них, тем более, что она заняла место, которое должно принадлежать кимврийке. Женщины уже почти допекли ее, когда Сулла – как метеор – ворвался в ее жизнь, сел в ее повозку и взял под свою опеку. Оба были пришельцами. При выборе Сулла не руководствовался ни чувствами, ни симпатией, просто она нуждалась в нем больше, чем все остальные, и, к тому же, не принадлежала к этому племени. Поэтому, узнай она о происхождении мужа, вряд ли предала бы его – не то что другие женщины.

Она не походила на обыкновенную германку. Большинство женщин были высокими, мощными, но вполне гармонично сложенными, с длинными ногами и высокой грудью, льняного цвета волосами и голубыми глазами. Лица казались вполне привлекательными, если не обращать внимания на угловатость губ и маленький прямой нос. Германа была ниже Суллы /который имел приличный по римским меркам рост – чуть ниже шести футов/ и полнее кимвриек. Ее волосы, густые и длинные, имели тот неопределенно-расплывчатый оттенок, который принято называть мышиным. Ее темные серо-стальные глаза гармонировали с цветом волос. В остальном же она оставалась германкой – четко очерченные скулы, маленький прямой носик. Ей исполнилось тридцать; она была бесплодна. Если бы мужем ее был не вождь, Германа давно бы уже погибла.