Виктор Мануйлов - Жернова. 1918–1953. Книга третья. Двойная жизнь

Как он свершит отпущенное ему в сложившихся обстоятельствах, Алексей Петрович не знал. Однако был уверен, что свершит нечто большое непременно, что всем видимая часть истории — не самое главное, главное — это душа народа и как она изменяется под воздействием обстоятельств, сопротивляется ли этим изменениям или идет им навстречу.

Вдруг все замолчали и повернули головы туда, где сидел Сталин. А он, поднявшись с бокалом в руке, выбрался из-за стола и неторопливо зашагал вдоль него. Лицо у Сталина было сосредоточенным, на нем нельзя было прочесть абсолютно ничего: ни мысли, ни желания, ни настроения.

Сталин шагал по мягкой ковровой дорожке в своем сером френче с большими карманами, в одной руке трубка, в другой бокал с красным вином. Он смотрел как бы поверх голов, и все ждали, где же он остановится, на кого обратит внимание, что предпримет, скажет, ждали, затаив дыхание, не шевелясь, лишь головы, как шляпки подсолнухов за солнцем, поворачивались вслед за невысоким человеком.

Остановился Сталин возле Бухарина, остановился как бы невзначай, пройдя мимо шага два-три и обернувшись, будто шел совсем не к нему, а мимо, и вдруг заметил своего бывшего ближайшего сподвижника.

— Здравствуйте, товарищ Бухарин, — произнес Сталин глуховатым голосом, обернувшись к редактору "Известий".

— Здравствуйте, товарищ Сталин, — тот час же откликнулся Бухарин и сделал шаг навстречу Сталину, может быть, ожидая рукопожатия, но руки Сталина были заняты: одна бокалом, другая трубкой.

— Я думаю, мы должны выпить за здоровье товарища Бухарина, — произнес Сталин, поведя трубкой и как бы приглашая остальных присоединиться к его тосту.

Собравшиеся захлопали, но не слишком уверенно.

— Я думаю, — продолжил Сталин после небольшой паузы, — что мы должны пожелать товарищу Бухарину не только крепкого здоровья, но и долгих лет жизни, имея в виду, что в некотором смысле она у него только начинается.

— Благодарю вас, товарищ Сталин за добрые пожелания, — ответил Бухарин, поднимая рюмку и тоже с красным вином.

— Я думаю, товарищ Бухарин, что за такие добрые пожелания надо пить не вино, а водку, — это будет по-русски. — И, ни к кому не обращаясь: — Налейте товарищу Бухарину.

Тотчас же от стены отделился официант в белом и налил полный бокал водки, поднес его Николаю Ивановичу.

Тот принял бокал, жалко улыбнулся.

Сталин дотронулся до его бокала своим, тонкий звон стекла потонул в громких аплодисментах.

Бухарин стал пить, на глазах у всех его бледное лицо стало розоветь, краснеть, на лбу выступил пот. Он допил до конца под пристальным взглядом Сталина, перевел дыхание, облизал губы.

— Закусывайте, товарищ Бухарин, закусывайте, не стесняйтесь, — посоветовал Сталин с усмешкой и пошел дальше.

Все головы сидящих за столами людей вновь потянулись за ним, а лица окостенели, точно ожидая команды, смеяться им или плакать.

Пройдя еще несколько шагов, Сталин остановился вновь и посмотрел своими рыжими усмешливыми глазами прямо в глаза Алексею Петровичу Задонову. Вот его глаза сощурились, будто Сталин пытался вспомнить что-то, кто-то подсказал ему:

— Товарищ Задонов, Алексей Петрович, корреспондент газеты "Гудок".

— Скажите, товарищ Задонов, вы ведь из дворян? — неожиданно спросил Сталин.

Алексей Петрович поднялся, чувствуя, как внутри все похолодело и сжалось от нехорошего предчувствия, согласно наклонил голову, ответил, стараясь, чтобы голос не звучал вызывающе дерзко:

— Да, товарищ Сталин, моя мать потомственная дворянка из рода Брановских, а мой дед стал дворянином за заслуги перед Россией в деле развития железнодорожного транспорта.

— Я помню: ваш отец работал у Дзержинского, — сказал Сталин. — Что ж, это хорошо, когда потомственные русские дворяне становятся на сторону пролетариата и служат ему не за страх, а за совесть… Ведь вы член партии, товарищ Задонов?

— Да, товарищ Сталин.

— Я внимательно читаю ваши репортажи и статьи, товарищ Задонов. Мне нравится, что они написаны хорошим русским языком… без всякой иностранщины и на высоком идейном и политическом уровне. Читал ваше интервью с товарищем Блюхером. Оно мне понравилось. В нем есть только один существенный недостаток: народ не надо жалеть, народ надо уважать. Ваше здоровье, товарищ Задонов. Желаю вам и дальше писать так же хорошо, но… желательно — без недостатков.

— Ваше здоровье, товарищ Сталин. Благодарю за добрые пожелания, — ответил Алексей Петрович, поднимая рюмку с коньяком.