АБ МИШЕ - ЧЕРНОВОЙ ВАРИАНТ

...Меня похоронили в подвале на улице Милой. Мы три часа не подпускали немцев к бункеру. Тогда они взорвали дом, он последний торчал среди развалин, и вот пятнадцатого мая Милая вся стала по колено победителям, под рухнувшими стенами размозженные, задушенные лежали еврейские боевики.

Мы все были мертвы, мы идеальными трупами пролежали сутки, а к исходу шестнадцатого мая среди убитых я обнаружилась живой.

Под чьим-то липким скрюченным телом, полузадохнувшаяся, руки зажаты камнями, в уши вдавлена тишина, песок во рту, под щекой - вонючее тряпье, а головы не повернуть - волосы засыпаны. Тьма. Я крикнула - звук взошел и сник. Могила. Я шевельнулась - чуть-чуть, потом сильнее.... Освободила руку, другую... Обрывая волосы, отодрала голову от земли. Чернота сгустилась, поплыла гудя, воя, мигая искрами... Стихла, застыла, погасла, и зыбко пробилась издали струйка света. Постепенно откопавшись, я поползла туда сквозь завалы камней, по трупам, по остриям битых кирпичей. Пыль драла горло, бил горький кашель. Кажется, сочился кровью нос, кажется, рвотой крутило нутро - не помню. Помню: камни, куски дерева и железа, мертвая нога в сапоге, помятая каска, - наконец, глыба у выхода, из-за нее - свежий продух, помню затхлость земли, свои искромсанные ногти, всплески радуг в глазах и свет разрытого отверстия - выкарабкалась...

Отдышалась...

Огляделась.

Каменная бездыханность разрухи, бельмо пустого неба, сумерки, звенящая тишина. И - скрежет шагов.

Они шли от улицы Заменгофа. Каски, высокие сапоги, немецкие мундиры. Я замерла: авось, минуют... Или мимоходом пальнут в труп? А почему они без автоматов? Еще хуже: не убьют, мучать будут... Они подходили, высокие на фоне неба, молодые. Говор... По-еврейски! И я увидела за поясом у одного револьвер, у другого гранату, нашу, самодельную! Я взмахнула рукой. Шолом (привет), ребята! Воюем? Да, сказали они, охотимся за немецкими патрулями, открытым боям конец, но мести нет конца, ночи - наши.

Наутро семнадцатого мая польская полиция доносила: “Еврейские отряды выползают из-под земли и внезапно атакуют немцев”.

Пришлось эсэсовцам (суток не протекло!) вернуться в гетто. Вместе с полицией навалились: перекрыли все возможные источники питья, обнаруженные запасы воды отравили, продукты обливали мазутом. Чтобы тем, кто выглянет наверх, - только дымный воздух да крематорий, его здесь же наскоро соорудили. Все предусмотрели, кругом - смерть. И -

20 мая, рапорт полиции: “В гетто стрельба днем и ночью... сильные взрывы...”.

22-24 мая рапорт полиции за три дня: “Немецкие жандармы и СС несут кровавые потери и число погибших немцев очень велико”.

27 мая, польская подпольная газета “Новый день”: “Группа боевиков застрелила двух офицеров”.

28 мая, подпольная “Голос Варшавы”: “Несмотря на шестинедельный штурм с использованием всех видов оружия, несмотря на то, что сожжен целый район, несмотря на применение газов горстку защитников сломить не удалось. В отдельных пунктах борьба разгорелась заново”.

31 мая, доклад шефа безопасности Крюгера на совещании у Франка: “В Варшаве евреи продолжают нападения и убийства”.

1 июня, полиция: “Положение в гетто по-видимому ухудшилось” (накануне боевики среди бела дня атаковали немецкий конвой, ведущий на расстрел узников тюрьмы Павьяк; это вынудило немцев ввести в гетто броневики).

8 июня, “Голос Варшавы”, статья “Гетто борется”: “Горстка защитников еще действует”.

15 июня, информация разведки АК: “До сих пор на территории гетто находится значительное количество евреев, вооруженных и готовых защищаться”.

28 июня, немка из Варшавы жалуется полицейскому начальству в Берлине: “СС обещало очистить гетто за 3-4 дня, а между тем бои длятся уже 5 недель”.

Обидная для СС жалоба - так старались!

Жаловаться следовало на евреев.

На тех, в бункере дома 44 на Милой, их выдал предатель и, уложив его первой пулей, они потом стреляли в немцев, пока те не пустили в бункер газы.

На группу Шимона Кауфмана, которая 19 мая дала немцам последний на Милой бой.

На Захарию Артштейна, Исаака Блауштейна и Иосифа Фарбера (адъютанта Анелевича), собравших после 10 мая остатки разных повстанческих групп. Они держались в подвалах до конца мая, когда доносчики привели немцев. Боевики дрались недолго, но яростно, некоторые спаслись и позднее уничтожили предателей. Группа Артштейна, стремясь вырваться, добралась в начале июня до границы гетто, где в развалинах дома наткнулась на немцев. Артштейн, бесстрашный и умелый, по испытанному способу оставил часть группы биться в сожженном остове дома, а остальных повел в тыл нападавшим. Но голод отнял силы у боевиков: брошенные гранаты падали слишком близко. Все же полиция потеряла троих и отступила. У Артштейна полегли пятеро. Кажется, и сам он погиб в первых числах июня.