На исходе тринадцатого мая, около полуночи, выпала нам последняя радость: два часа советская авиация бомбила Варшаву. Евреи под грохот бомб пытались прорваться за стены гетто, мало кому удалось, но - ободрились, много ли еврею надо для
надежды? “Русские мстят за нас, они теперь будут часто бомбить, конец страданиям, нас выручат”, - чего только не говорили в убежищах гетто, забыв, что о налете в помощь восставшим евреям поляки из ППР просили Москву еще 21 апреля и только спустя двадцать два дня прилетели самолеты с бомбами, которые не всегда падали в нужные места, и с листовками, не содержащими ни единого слова об евреях. Но как бы там ни было, две тысячи немцев, говорят, убиты, горели казармы СС, склады, повреждена железная дорога. Спасибо вам, русские, за два часа немецкого страха.
Усугубляя панику, польские подпольщики утром четырнадцатого мая обстреливали с “арийской” стороны немецкое оцепление у стены гетто. Вспыхивали схватки с фашистами и в других местах Варшавы - эхом продолжающейся у евреев стрельбы: там боевики днем и ночью пробивались к стене, наружу из гетто. Но Струп отсекал выход и наверху и под землей – не пожалел генерал газа, в сто восемьдесят три канализационных
люка вогнал.
В операциях 14 мая участвовал высокий гость из Берлина, генерал-полковник СС фон Херф. Инспектирование было неслучайным: искры восстания залетали высоко. Беспокоился начальник имперского управления безопасности Кальтенбруннер, Гиммлер не раз вызывал Струпа к телефону. Начальник полиции и СС генерал-губернаторства Крюгер требовал от Струпа два отчета в день, а в верховном командовании армии генерал-полковник Йодль, наоборот, злился, что “эта свинья Струп” так многословно расписывает возню с горсткой ничтожных евреев, которых следовало прихлопнуть одним ударом. Полководцу, видно, не шло в ум, что нелепая еврейская заваруха в Варшаве - опаснейший соблазн всем покоренным народам. Вот почему Гитлер 10 мая потребовал к себе Франка с отчетом о положении в гетто. Вот почему, едва пробились в Европу слухи о войне в гетто (даже Германии подпольная “Ди Вельт” седьмого мая сообщила), - нацисты всполошились гасить, заминать: никакого восстания. Идет дезинфекция Варшавы, там жутко бушует сыпной тиф - это был первый вариант, затем газеты рейха открыли, что на гетто напали “польские бандиты”, а немецкая полиция спешит на помощь евреям... Позднее затянувшиеся бои в гетто объяснялись тем, что в гетто воюют не евреи, а немецкие мародеры. Одновременно пресса предостерегала “против гуманности в отношении евреев”, в оккупированную Польшу выехал с соответствующими лекциями один из крупнейших нацистских пропагандистов Адамовский. Губернатор Варшавы со своей стороны в очередной раз призвал население выдавать скрывающихся в городе евреев - энтузиасты не замедлили ответить приливом охотничьего азарта.
Дальновидный Гиммлер позаботился и об антисемитизме в других странах, правда, оригинальностью не блеснул: “Надлежит немедленно выделить людей, которые бы выискивали в Англии... сообщения об исчезновении ребенка, чтобы потом мы могли бы через наши радиостанции соответственно упомянуть о том, что... по-видимому речь идет об еврейском ритуальном убийстве”. Так он секретно написал Кальтенбруннеру 19 мая. Гиммлер поручил спровоцировать процессы “об еврейских ритуальных убийствах” в Венгрии, Румынии, Болгарии, России, Англии и Америке - это могло бы облегчить уничтожение евреев повсюду, и в варшавском гетто тоже.
Конечно, мне, стоящей у взорванной стены, в бледно-красной известково-кирпичной пыли, напротив веселого фотографа и потного автоматчика - мне письма Гиммлера прочесть не было дано, и я не знала, как Берлин обеспокоен варшавскими евреями. Но могла бы догадаться: мы воевали до неприличия долго.
Рвались в гетто наши “коктейли”, свистели наши пули, казалось бы, ниоткуда - ведь гетто стало пустыней развалин после того, как Струп пятнадцатого мая взорвал последнюю группу домов. “Бывший еврейский район прекратил существование”, - торжественно провозгласил генерал и салютом подвигу немцев взорвал большую синагогу Варшавы - знаменитое творение итальянца Маркони в стиле немецкого неоренессанса.
16 мая в двадцать часов пятнадцать минут Струп официально завершил “великую акцию”. Он оставил на территории гетто батальон полиции выискивать и добивать повстанцев, сам же приготовился пожинать плоды триумфа. Его ждал в июне сорок третьего года Железный крест 1 класса (а в пятьдесят первом году - польский суд и смертная казнь). Но едва повернулся генерал грудью к наградам, как за спиной у него ожило умерщвленное гетто.
Читать дальше