Амиран Урушадзе - Кавказская война. Семь историй

Судьба наместничества была предрешена. Властных наместников сменили слабосильные главноначальствующие, жаловавшиеся царям на отсутствие полномочий, денег и произвол министров. Эти начальники Кавказа не управляли им, а скорее сторожили неприкосновенность имперской гегемонии. Как писал современник: «Главноначальствующие могли все пресечь и воспретить и почти ничего — создать и вызвать к жизни».

Застой в развитии обернулся недовольством населения. Местные чиновники отправляли в Петербург отчаянные послания, в которых уподобляли тяжко завоеванный Кавказ бочке с порохом. Трудные времена вернулись.

В 1905 году Кавказское наместничество восстановили. Наместником стал троюродный племянник Михаила Воронцова, к тому времени уже опытный государственный деятель, граф Илларион Воронцов-Дашков. «Граф Воронцов человек немудреный, но благородный, честный, благонамеренный», — такую оценку новому наместнику дал Сергей Витте, знаменитый российский реформатор.

Как и первый кавказский наместник, Воронцов-Дашков возглавил неспокойный край в почти преклонном возрасте: ему было шестьдесят восемь лет. С его портретов на нас смотрит уверенный в себе человек с правильными чертами открытого лица. Он принимает вызов, словно стоит на носу корабля, идущего навстречу шторму.

1905–1907 годы — время Первой русской революции. Крупные кавказские города сотрясают выступления рабочих и межнациональные конфликты. Наместник старался действовать энергично, быть всюду, контролировать каждый шаг администрации и армии. Но проблем было слишком много, а сил — мало. «Переживаем, но не знаю, переживем ли крайне безотрадное время», — с этой печальной формулы Воронцов-Дашков начинал многие свои письма в первый год наместничества.

Наместник был совсем не похож на головореза, каким многие в Петербурге хотели его видеть. Он боролся со смутой и беспорядками не только силовыми методами, но и проводил различные примирительные встречи, гуманно обходился с попавшими в его руки революционерами. За это в столичной прессе его стали именовать «красным». Открыто неистовствовали монархисты. Депутат российского парламента Владимир Пуришкевич, обвиняя Воронцова-Дашкова в растрате казенных денег, излишней мягкости, заявил с думской трибуны, что наместник «так стар и слаб, что иногда с конфеткой во рту засыпает над своими делами». Пустозвон Пуришкевич едва избежал судебного преследования за свои бредни. Полубезумные черносотенцы были для наместника лишь досадной неприятностью в сравнении с главной угрозой — абреками.

Утром 27 марта 1910 года русский крестьянин встретил неподалеку от Кизляра на мосту через Терек полусотню казаков Кизляро-Гребенского полка. Казаков вел офицер с широкими золотыми погонами. Это был Зелимхан Гушмазукаев — самый известный абрек в истории Кавказа. Переодевшись в казачью форму, он и его люди смогли беспрепятственно войти в Кизляр. Их целью было городское казначейство.

В полдень «казаки» — абреки приступили к ограблению. Охрана казначейства, состоявшая из десятка солдат Ширванского полка, обедала в караульном помещении. Шедшего первым Зелимхана встретил только рядовой Кривопустов, который отдал казачьему офицеру честь. «Чести не надо», — сказал Зелимхан, подойдя ближе к замершему солдату, и тут же выстрелил в него из револьвера. Услышав выстрелы, кизлярский казначей Копытко спрятал ключи от кладовой, в которой хранилось около полумиллиона рублей. Во время перестрелки храброго казначея убили, но найти заветные ключи абреки не смогли. Зелимхану пришлось довольствоваться лишь четырьмя тысячами рублей.

Нападение на Кизляр стало самой известной акцией абрека Зелимхана. Воронцов-Дашков объяснялся в своих донесениях председателю Совета министров Петру Столыпину: «Главной причиной успеха этого преступного предприятия, столь возмутительного по своей дерзости и грандиозного по числу жертв, явились: преступное бездействие власти, крайняя нераспорядительность и вообще весьма небрежное отношение к делу службы, проявленные некоторыми чинами местной администрации (преимущественно Кизлярского отдела), как в деле предупреждения готовившегося преступного акта, так и в деле преследования разбойников после совершенного ими нападения на казначейство». Наместнику никак не удавалось поймать неуловимого абрека.

Зелимхан Гушмазукаев из чеченского селения Харачой стал абреком поневоле. Он имел большое хозяйство, жил в достатке, но российское начальство вмешалось в его кровный конфликт с другой чеченской семьей. В результате Зелимхана арестовали и посадили в тюрьму, из которой он вскоре бежал. Так мирный горец превратился в абрека.