Амиран Урушадзе: Кавказская война. Семь историй

Шамиль

В 1877 году Мухаммед-Шефи, уже полковник, рвется на войну с Турцией, но его не пускают, опасаясь возможного влияния старшего брата Гази-Мухаммеда — генерала османской армии.

После выхода в отставку (1885) Мухаммед-Шефи переезжает из Петербурга в Казань. Здесь он женится во второй раз на дочке состоятельного казанского купца с красивым именем — Биби-Мариам-Бану-Хаджи. От этого брака у младшего сына Шамиля родились две дочки — Фатимат-Заграт и Нафисат.

Любопытно, что старшая в 1912 году вышла замуж за Мухаммеда Али Дахадаева, который спустя всего несколько лет стал знаменитым кавказским революционером Махачом Дахадаевым, создавшим Дагестанскую красную армию. В 1918 году революционер попал в руки князя Нух-Бека Тарковского. Потомок дагестанских шамхалов немедля расстрелял зятя Мухаммеда-Шефи в Порт-Петровске (в 1922 году город стал именоваться Махачкалой в честь Махача). Это убийство можно считать отложенной вендеттой дагестанских аристократов, которых Шамиль с таким упорством лишал привилегий, а часто и жизни…

Шамиль все же совершил хадж. Имам получил разрешение на паломничество весной 1869 года. Тогда он вместе с семьей жил в Киеве, куда ему разрешили переехать, подальше от губительного для горцев калужского климата.

В Мекке Шамиль обошел Каабу — главную мусульманскую святыню, расположенную во дворе мечети Масджид аль-Харам (Заповедной мечети). Аравийское путешествие лишило его последних сил. Легендарный имам быстро слабел. Еще более подорвала его здоровье смерть двух дочерей, заболевших в дороге. Семидесятитрехлетний Шамиль понимал, что и его жизнь заканчивается. Вначале своего последнего похода он рассчитывал вернуться в Россию. Судьба распорядилась иначе. Доехав до Медины, Шамиль почувствовал приближение смерти. Последней его просьбой было увидеться с сыновьями, которых оставили в России в качестве гарантии его политической лояльности. Отпустили только старшего Гази-Мухаммеда, но и он не успел увидеть отца живым.

4 февраля 1871 года, или десятого дня месяца зул-хиджжа 1287 года хиджры, имам Шамиль умер. Его похоронили в Медине, на кладбище Джаннат аль-Баки, где покоится множество родственников пророка Мухаммеда и его сподвижников.

«Вы пожертвовали Муравьевым в угодность Воронцову (рука не слушается, чтобы назвать его князем) и гнусным его клевретам. Сердце обливается кровью, когда подумаешь, что делалось за Кавказом при помощи мужчин и женщин. Ленивый только не брал денег из государственной казны или земель из казенного управления. О наградах чинами и орденами и говорить уже нечего: их сотнями бросали на всех, кто умел подбиться к любимой или к любимому. Также точно раздавались и места: люди, неспособные быть даже писцами, достигли мест вице-губернаторских и председательских и обвешаны всеми возможными орденами. Все это делали деньги, или женщины, тоже не без денег, а пресловутый „полу-министр, полу-невежда“ подписывал все, знаемое и незнаемое, в угодность своей и жениной партии. Чтобы удовлетворить своим и жены своей слабостям, Воронцов, как старый плут, под гнетом которого давно уже, прежде 1845 года стонал и весь Новороссийский край, тактически размерял все свое управление за Кавказом, и зная преступные свои и любимцев своих привычки, заранее, при самом отъезде своем в Грузию, в 1845 году, испросил от вашего отца индульгенцию, и вас самих тогда же поставил свидетелем, чтобы никого не преследовать, кто будет беззаконничать и обирать и казенные, и частные деньги и имения».

Вы одолели пространный отрывок из анонимного письма, которое было отправлено в августе 1856 года в Третье отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии — политическую полицию Российской империи. Адресатом письма был император Александр II, взошедший на престол чуть более года назад. Автор послания скрылся за пафосной подписью «преданный отечеству сын». Письмо посвящалось отставке с поста кавказского наместника генерала Николая Муравьева, пробывшего в этой должности менее двух лет (1854–1856). Но в нем больше говорилось о Воронцове и его «клевретах».

«Преданный отечеству сын» даже использовал перевранный кусок знаменитой пушкинской эпиграммы на Воронцова, которая в оригинале выглядит так: «Полу-милорд, полу-герой, полу-купец, полу-подлец, и есть надежда, что будет полным наконец». Или в другой редакции вот так: «Полу-милорд, полу-купец, полу-мудрец, полу-невежда, полу-подлец, но есть надежда, что будет полным наконец». Солнце русской поэзии, увлеченно преследовавшее жену Воронцова Елизавету Ксаверьевну (дело было еще в 1824 году в Одессе), намекал в своих сатирических миниатюрах на англоманство Воронцова («полу-милорд»), на страсть графа к развитию торговли и промышленности («полу-купец») и на его неприятие модного тогда Джорджа Байрона («полу-невежда»).