Пётр Федоренко - Лепта

— Я видел, я видел! Он как махнет, как заблестит, — вдруг зачастил возбужденно Сережа. — Это император? Да?

— Сережа! — Саша опомнился, он вдруг увидел себя с Сережей на руках, бледного отца, тянущего его от окна. Он опустил Сережу на пол.

— Батюшка, батюшка, я… там… — у него зубы стучали. Андрей Иванович увел Сашу в мастерскую, где сидели уже на диванчике перепуганные Катя и Маня.

— Прошу тебя, Саша, прошу тебя…

Саша показал на окно:

— Я боюсь…

— Молись, Александр. — Андрей Иванович заговорил привычно: — Господи, помилуй нас!

— Да, да, батюшка, да! — Саша подхватил молитву. — Господи, помилуй, господи, помилуй…

В это время увидел он недописанную отцом голову Иуды с безумными, как ему показалось, от ярости глазами. Саша отшатнулся.

— Что это, батюшка?

— Молись, Саша, молись, — повторил Андрей Иванович. — Наше спасение в молитве.

Только через час стихли у Академии топот, крики. Но все казалось, что кто-то скребется за окном, стонет. Подойти посмотреть — страшно.

На Неве зажглись костры. Отблески их пламени прыгали по стеклам окон, освещали напряженные лица сестер и батюшки.

Андрей Иванович запахнул окна шторами… На его веку это был уже четвертый император. Великий князь Николай был первым, кто восходил на престол при помощи пушек. «Не будет это царствование благополучным, — думал он, — не будет от него России пользы». Отчего-то вдруг появилось предчувствие беды, которую обрушит новый царь и на него, на его семью…

Утром, к девяти часам, Андрей Иванович и Саша были в академической церкви, где, как и вчера, собрались профессора и воспитанники Академии.

Теперь впереди профессоров стоял президент Алексей Николаевич Оленин. Он был низенький, неприметный внешне, но бросалась в глаза его голубая кавалерия и звезда святого Станислава на отвороте фрака.

Отец Иоанн, одетый по-вчерашнему {15} 15 … отец Иоанн, одетый по-вчерашнему — протоиерей Иоанн (Иван Виноградов) оставил воспоминания о присяге в Академии художеств Николаю I (Русская старина, 1878). торжественно, оглаживая свою черную бороду, громогласно возглашал клятвенное обещание государю императору.

Саша во все глаза глядел на профессоров, на воспитанников. Что же это? Да был ли вчерашний день? Была ли стрельба, и пушки, и сеча под окнами? Может, это дурной сон?..

Федор Иордан шепнул ему:

— Я думал, Академию разломают. В третий этаж ядро попало…

Саша кивнул. И стал повторять за отцом Иоанном:

— …обещаюсь и клянусь всемогущим богом перед святым Евангелием в том, что хочу и должен его императорскому величеству, своему истинному и природному всемилостивейшему великому государю императору Николаю Павловичу, самодержцу всероссийскому, и его императорского величества всероссийского престола наследнику, его императорскому высочеству великому князю Александру Николаевичу, верно и нелицемерно служить и во всем повиноваться, не щадя живота своего до последней капли крови…

Саша смотрел на праотцев, торжественно и умиленно вторивших протоиерею Иоанну, на президента, благостно кивающего вслед каждому слову клятвенного обещания, и вдруг осознал, что это он — Саша Иванов — присягает новому царю, который стрелял вчера из грозных пушек… Ему стало страшно.

Саша вышел из церкви, когда все окончилось, и сейчас же подался на улицу. На Неве были еще видны следы костров, проруби. Возле них рыжие пятна… крови. Саша пошел было к реке, но его остановил солдат-часовой.

— Проходите, тут нельзя.

Рассвет уж наступил. Где-то под Петербургом горели леса, и небо затянуло тяжелым свинцовым дымом. Саша с тревогой посмотрел на этот дым, на памятник Петру Великому, возле которого вчера были толпы, и поскорее вернулся в Академию…

Не ослушался Саша батюшки — Андрея Ивановича: взял для программы на Большую золотую медаль трехфигурную композицию — сюжет из истории Иосифа Прекрасного. С утра до позднего вечера не выпускал он из рук палитры и кисти. Из мастерской носа не высовывал. Устанет с натурщиками работать, пишет образа для церквей — у батюшки заказов не счесть — или бежит в другую комнату помочь зятю Андрею Сухих, никак он не закончит своего Одиссея. А выпадет свободная минута, в Библии вычитывает подробности, которые пригодятся в картине «Иосиф, толкующий сны».