Пётр Федоренко - Лепта

— Полно, Карл Павлович, не поворачивать же мне восвояси.

Брюллов улыбнулся:

— В самом деле.

В соборе было холодно, пахло сырой штукатуркой. За стойками лесов, в сумеречной темноте, тускло блеснули малахитовые колонны иконостаса. Брюллов указал на пологую лестницу среди лесов — сюда.

Пока поднимались под купол — медленно, с остановками, Брюллов говорил об Академии, о классе исторической живописи, который много потерял, оставшись без профессора Иванова…

Но вот наконец и купол. Здесь был настелен пол. Тут и там виднелись свежеструганые подмости, лестницы-стремянки, ведра, малярные кисти. Четверо плотников в пестрых рубахах сколачивали новые подмости. Пахло масляными красками, свежей стружкой. Андрей Иванович отдышался после подъема, теперь можно взглянуть и на роспись.

Вот она! Теплый золотистый фон, каскад фигур. Ангелы, летящие по воздуху, словно живые. Центр композиции — богоматерь на троне, у ног ее Исаакий Долматский. В позе богоматери спокойствие, величественность. Напрасно недоволен собой Карл Павлович. Он превзошел себя. Право же, ему впору небо расписывать, а не купол собора. Все соразмерно, гармонично. Контуры фигур подчеркнуты резкими штрихами, потому что роспись будут смотреть снизу…

Андрей Иванович перекрестился. Ну вот и ладно, слава богу, увидел роспись. Карл Павлович уже переоделся в рабочую блузу. Мальчик-краскотер подал ему палитру и кисти, Карл Павлович принялся смешивать краски. Вот поднял кисть — и началась живопись. На глазах Андрея Ивановича стало вдруг выявляться лицо ангела. Андрей Иванович тихо вышел на лестницу. Не надо мешать великому мастеру…

Переплыв на ялике Неву, возвратился Андрей Иванович домой в умиротворенном, благоговейном настроении. Роспись Брюллова продолжала занимать его мысли. Он радовался, что сумел подняться на леса, радовался тому, что его Карл Павлович столь талантлив.

Дома, сняв шинель и переступая через коробки и картонки, которые остались разбросанными после отъезда Сергея — внучка и Арина как раз занимались уборкой, — он прошел в комнату, которая была ему мастерской и кабинетом, сел на диванчик, устало отвалившись на спинку.

На мольберте ждала Андрея Ивановича работа — архангелы Михаил и Гавриил. Их он может воспроизвести с закрытыми глазами: поворот головы, размах крыльев — столько их написано… Он отдохнет немного и примется за работу…

Катюша впорхнула в мастерскую, принялась собирать разбросанное, сказала, смеясь:

— Гранпа, теперь я буду вашей помощницей, буду краски растирать, холсты грунтовать, читать вслух, как у Карла Павловича читают ученики.

— Вот и хорошо, друг мой, — машинально согласился Андрей Иванович. Запах духов Катюши вновь напомнил ему Катерину Ивановну — его Катюшу Первую. Он подмял глаза на портрет жены, который был написан им вскоре после рождения Александра. Катерина Ивановна была еще не совсем здорова, но радовалась выздоровлению, радовалась рождению первого сына, до той поры у них было две дочери. Такой, возбужденной и счастливой, он и попытался ее написать. Вглядываясь в дорогие черты, он подумал: ему бы такой талант, что у Карла Павловича…

И вдруг роспись Брюллова опять ожила перед глазами. От неожиданной мысли Андрей Иванович даже встал с диванчика. Что же это? Разве нарисованная на куполе полная дама со скрещенными на груди руками богородица? В ней никакой святости нет, ничего божественного, нет живого чувства. Да знает ли это Карл Павлович? Ну и ну! Ослепил соразмерностью, гармонией красок, а святости нет, религиозного чувства нет, веры нет. Надо пойти сказать ему. Ведь он храм расписывает…

Долго еще волновался Андрей Иванович, потом успокоился: небось не рассмотрел как следует. Неужто сам Карл Павлович не знает, что делает?

— Гранпа, куда эти картоны с Петром Великим убрать? — окликнула его Катюша.

— А? Да коли выбросишь — не жаль…

Вчера он показывал эскизы давным-давно задуманной картины «Петр Великий основывает Петербург» Сергею. Сергей прятал глаза, говорил добрые слова о Петре, лукавил, эскизы ему не понравились. В самом деле можно их — долой! Картине о Петре не быть!

Катюша убрала эскизы в шкаф, подошла, поцеловала дедушку в лоб.

— Унывать-то вам, гранпа, нет причин. Александр Андреевич скоро возвратятся, они же писали, что год побудут с Сергеем и приедут. Будущим летом и встретим.

— Дай-то бог. — Андрей Иванович так привык к тому, что Александр в Риме, что уже не верил в его возвращение.