Аркадий Савеличев - Последний гетман

– Да, забавно…

Он, президент Академии, помнил, что Ломоносов живет совсем рядом. Сам же своим влиянием и вытаскивал его из двухкомнатной служебной комнатенки в более или менее приличную пятикомнатную квартиру. Резон был: к профессору из Германии приезжает оставленная там семья, да и ногами болеет профессор, сильно, говорят, болеет…

Сейчас вот эти больные ноги довольно резво прыгали по дощечкам. Профессор боялся опоздать на свою первую публичную лекцию.

Лекция началась вовремя, в аудитории физического кабинета. И хотя Ломоносов, показывая разные забавные для публики предметы, расхаживал по аудитории, грязи на башмаках и белоснежных чулках не замечалось. Вид его был, пожалуй, величествен и… «дебел» – вспомнил президент назойливое словцо. Невольно улыбнулся.

– Да-а…- по-своему поняла его Великая Княгиня. – Вот она – наша Россия… Профессор зайцем прыгал по доскам, а сейчас… король, да, король!

Аудитория едва вместила всех желающих. Слухи в придворных кругах быстро расходятся: как же, будет сам президент да Великая Княгиня, возможно, и Государыня!..

Президент, конечно, с поклоном передал и программу, и личное приглашение Государыне, но она с лукавым смехом отмахнулась:

– Куда уж нам, старикам! Мы тут с Алексеем Григорьевичем чайку вечернего попьем, а тебя, граф Кирила, Екатерина Алексеевна сопроводит… помоложе… Ступай, спасибо, что не забыл пригласить.

Был в словах Государыни какой-то скрытый подвох, но когда его не бывало?

Лекция прошла замечательно, маленькие несообразности забылись. Мешковатый Михаил о Ломоносов весьма изящно раскланивался с публикой. Все-таки несколько лет проучился в немецких университетах, да и было какое-то природное изящество в этом архангельском мужике, который таскал немецких профессоров за волосья и даже каким-то манекеном колотил. Единственное, мог бы подойти к господину президенту, зная, конечно, что он сидит рядом с Великой Княгиней, – ручку ради своей будущей карьеры низкопоклонно попросить. Так нет: раскланялся – и с кафедры долой, в какие-то боковые двери. Не бежать же президенту следом за ним.

Теми же коридорами, в окружении многих придворных и кадетов Шляхетского корпуса они и к карете спустились. В обратный путь. «Домой», – оставалось крикнуть кучеру в окошечко, но Великая Княгиня, обычно сдержанная, как-то лихо рассмеялась:

– День уж больно хорош!

Кирилл лишь малую секунду думал – открыл задвижку окошечка и велел кучеру:

– Вдоль Невы на взбережье, Гнат. Малым ходом. Он посмотрел на Екатерину Алексеевну – кивнула головой. Даже подсказала:

– Гляжу, марципаны у вас, Кирилл Григорьевич, припасены. Ах, ловелас!

Ну, ловелас так ловелас. Выбрав на Стрелке пустынный, особо веселый мысок, он велел кучеру остановиться, а зевавшему на запятках слуге – вынесть из кареты ковер и застлать плоский, будто для того и приготовленный валун.

Пока прогуливались вдоль самой близкой волны, так что Екатерине Алексеевне даже песочной грязцой туфельки по золоченым пряжкам обрызгало, слуга накрывал ветерком овеянный столец. Бог знает что! Кирилл Григорьевич бросился на колени и выхваченным платком вытирал туфельки… может быть, даже слишком тщательно. Что, у Екатерины Алексеевны своих служанок нет? Она слегка прищелкнула пальчиком по его склоненному, светлому парику:

– Негоже графу услужающим быти!

– Я не услужающий, Екатерина Алексеевна…

– Кто же?..

– Я… знаете ли…

Какое-то наваждение вместе с морским ветерком накатывало. Хорошо, что слуга, будто в парадном зале, зычно позвал:

– Кушать подано!

Кушать так кушать. Слуга, без всякого приказания, истинно по своему наитию, и бутылку всегда бывшего в карете вина открыл.

Не зная, как быть, Кирилл недобро глянул на слугу, но Екатерина Алексеевна и тут нашла нужное слова:- Да-а, хорошие у вас слуги, Кирилл Григорьевич;.. понятливые.

Но настроение от чарки хорошего вина, при хороших слугах и просто прекрасном морском ветерке не поднялось. Встали с ковра в какой-то спешке и в спешке же в карету уселись. Слуга еле успел стряхнуть почти что нетронутые сладости и ковер постелить на прежнее место.

Дорога со Стрелки на Мойку показалась слишком длинной, и Кирилл Григорьевич не нашел ничего лучшего, как ворчливо заметить:

– Бог знает, что завтра наплетут!

– Наплетут, – без всякого выражения подтвердила Екатерина Алексеевна.

Но пока там, во дворцах, плели «Санкт-петербургские ведомости», в отчете о ломоносовской лекции ничего предосудительного не заметили. Напротив, вполне паркетным языком пропечатали: