Аркадий Савеличев - Последний гетман

Сам президент с придворного затянувшегося бала, как есть в бархатах и орденских лентах, в первой подвернувшейся карете прискакал. А что он мог поделать? С ужасом смотрел, как гибнет все богатство Академии, о «Риторике» в эти минуты, разумеется, не думая. К одному взывал:

– Да тушите вы, идолы, тушите покрепче! Запорю… или упою вином! Главное-то здание отсекайте!…

Идолы, они же и пожарники, трудились на славу. Главное здание отсекли, но все остальное погорело или было потоптано и изодрано пожарными баграми, как ломоносовская «Риторика»; несчастный автор в ночной рубашке метался у огня и даже пытался выхватывать не сгоревшие еще листы, – еле самого профессора выхватили из головешек да в назидание его глупостей упоили вином горючим. Истинно, гори все огнем ясным!

Что уж говорить о профессоре, если сам президент возвратился во дворец «яко диавол иль сатана», в саже и копоти не только по всему подгоревшему парику, но и по роже графской. Елизавета свет Петровна в те не старые еще годы отплясывала до самого утра, «диавола» самолично встретила и вскричала:

– Свят! Свят! Свят!

А старший брат, горестно похмыкав и потрясши своим роскошным вороным париком, прежде всего утащил погорельца в туалетную комнату и велел слугам «помыть изрядно», а уж после упоил – не хуже, чем президент пожарников. Все-таки пожарники здание Академии наук спасли, а «Риторика»?«Риторику» через пять месяцев отпечатали заново и крепко сброшюровали. Дабы при очередном пожаре ломоносовские листочки огненными листьями не разлетелись по ветру.

Что там книжные лавки! Горели дворцы самых знатных вельмож по всей Первопрестольной; полыхали вдоль и поперек по всему Санкт-Петербургу. Неподвластны огню оставались разве что роскошнейший каменный дворец «второго царя» Меншикова, окончившего свои бурные дни в северном Березове, да дворец фельдмаршала Миниха, при воцарении Елизаветы Петровны тоже сосланного на Север. А новый царский дворец?.. Названный Зимним, он пребывал пока еще в чертежах мэтра Расстрелли.

Так что царские дворцы горели поярче книжных лавок. Когда на Москве, за Яузой-рекой, в ночи занялся знаменитый, на три версты раскинувшийся Головинский дворец, почивавшая там со всем двором Елизавета Петровна, что называется, в исподнем выскочила под снег и дождь. Известно, пили много при дворе, а печники да истопники не люди разве?

Повезло еще Михаиле Ломоносову, что расторопный президент у царской ручки тут же, едва умывшись, выхлопотал, выцеловал денежки на ликвидацию академического пожарища.

Для графа Кирилла Григорьевича Разумовского жизнь на ретивых казацких конях летела. В сентябре 1747 года родилась у него – разумеется, не без статс-дамы Екатерины Ивановны о шестнадцати годах, – дочь Наталья, а ровно через год, в следующем же сентябре, и сын Алексей Кириллович. И того же сентября, по великому ли везенью, по царскому ли хотенью, Елизавета Петровна собственноручно возложила на него знаки ордена Белого Орла, присланные ему королем Августом III, и в этот же день пожаловала в подполковники лейб-гвардии Измайловского полка. Могла бы и прямо в полковники… но полковником-то этого полка она сама была. Довольствуйся более простым званием: командир измайловцев!

И он был, конечно, доволен-довольнешенек. А когда по сему поводу задавал торжественный придворный обед, старший брат, улучив в суете минутку, вполне серьезно сказал:

– Может, тебе теперь нельзя и потылицу надрать? Ахвицер, как сказала бы наша мать Наталья Демьяновна.

– Можно, – пресерьезно и младший брат отвечал. – Но дуэль будет.

Все видевшая и все слышавшая Государыня тут же свое слово вставила:

– Э-э, о чем вы там шепчетесь?

– О дуэли, – пояснил Алексей Григорьевич.

В окружении Елизаветы Петровны веселые шутки любили, запереглядывались.

– О потылице, – хотел внести ясность и новоиспеченный командир измайловцев.

– Да говорите яснее, приказываю! – чуть было не вспылила Государыня.

Гнев на милость, как и милость на гнев, у нее быстро менялись. Была она, как и подполковник Разумовский, в зеленом измайловском мундире. Женским чутьем давно опознала, как идет ей мужской костюм, особенно военный. Все формы рослого, крепкого тела славно обрисовывал. Да и не в юбке же полковнику измайловцев на такое торжество являться? Подполковник Разумовский отсалютовал шпагой и потом рукоятью постучал по своей шее: