– Готовь, учитель, первый мой указ: «О назначении адъюнкта Академии Григория Николаевича Теплова асессором академической канцелярии».
Тот раскрыл было рот от такой ретивости начальства.
– Ну, что ты уставился? Неможно работать, не будучи по регламенту указуем.
Тот был все-таки постарше, почти уже о тридцати годах, понял рвение начальства и лишь усмехнулся:
– Так ведь и регламента нет никакого, ваше сиятельство.
– Ладно, объяснишь… но когда мы вдвоем, можливо и без сиятельств. Мое имя-отчество не забыл?
– Нет, Кирилл Григорьевич. Так вот про регламент…
– Потом, изготовь первый указ, пользы для. Когда Теплов вышел, позевал, не привыкнув вставать в такую рань, и подумал, что с учителем ему повезло. Не забывает, что все-таки сын истопника, надо пробиваться в люди. Адъюнкт ботаники – не ахти что такое. В академической оранжерее копается, да в оранжерее дворцовой, ну, еще кое у кого из вельмож, какая наука? В свое время и за границу-то был послан для того, чтобы научился услаждать цветочным блеском заплывшие глазки Анны Иоаннов-ны, жаднющий взор всемогущего Бирона да любовные шашни велемудрого канцлера Артемия Волынского. Канцлер давненько в четвертованном виде отправлен на тот свет, следом за ним отправилась и непотребная баба-царица, а Бирон пребывает где-то в ссылке на Севере, поскольку Елизавета Петровна, всходя на трон, перед образом Богородицы дала клятву никогда не применять смертную казнь. Вот дела… уму непостижимые!
Однако ж не дают всласть позевать.
– Кирилл Григорьевич, изволите слушать и про апробацию несуществующего регламента?
Что ты будешь делать! Подписал первый президентский указ, тем самым и себя заставил слушать про какие-то «регламенты». Дело-то выходило вовсе не смешное. В Академии давно уже была безнарядица, каждый творил что хотел, а человеческое хотенье – всегда ли праведно? Следовало ввести его в канцелярские рамки: каждому указать – что и когда делать. Об этом и толковал слишком уж ретивый, только что утвержденный асессор Григорий Теплов. Президент слушал, слушал, отвалясь всем плечом на стол, потом не выдержал:
– Григорий Николаевич, так ты меня уморишь совсем. Мнится мне, я велел буфетец какой-никакой соорудить?
– А как же! – воссиял праведным ликом новоявленный асессор. – Только не так роскошно, как у вас дома… ученые мыши, знаете ли, здесь иногда пребывают. Охранительно, знаете ли…
У глухой стены, напротив окон, были поставлены два приличествующих званию президента книжных шкапа светлого орехового дерева. Один был полностью застекленный с корешками каких-то книг, а другой только наполовину, причем разделен перегородкой продольно по высоте. Теплов раскрыл глухую дверцу – и тотчас же на столе, на маленьком серебряном подносе явилась бутылка венгерского с таким же серебряным бокалом.
– Исправно! – похвалил президент. – А себе-то?
– Ну как же, Кирилл Григорьевич, я еще на службе, дела всякие…
– Ну делай, делай, – пропустив бокальчик, разрешил добродушно воспрянувший президент. – А пока проводи меня до кареты. Не с камердинером же сюда шастать!
Он возвращался к карете с хорошим настроением, и согнутые спины встречавшихся академиков не казались уже такими раболепными.
– Завтра опять прибуду, – сообщил из кареты. Но и завтра проклятый «регламент»…
И послезавтра…
И… вечность целую, что ли?..
Наконец-таки великомученик-асессор принес на подпись злополучный «Регламент» и, чтобы не утруждать глаза своего ожидавшего свадьбы ученика, самолично прочел главное обоснование:
«Канцелярия утверждается по указам ее императорского величества, и оная есть департамент, президенту для управления всего корпуса академического принадлежащий, в которой члены быть должны по нескольку искусны в науках и языках, дабы могли разуметь, должность всех чинов Академии и в небытность президента корпусом так, как президент сам, управлять, чего ради и в собрании академиков иметь им голос и заседание, ученым людям и учащимся, кроме наук, ни в какие дела собою не вступать, но о всем представлять Канцелярии, которая должна иметь о всем попечение».
Асессор Григорий Теплов ликовал, что закончен такой тяжкий труд, а президент, поставив свою подписьи скрепив ее именной печаткой, тоже с неким ликованием вздохнул:
– Уф!… Хорошие ты там слова вставил – «в небытность президента»… Открой буфетец – пойду я… в эту самую «небытноеть»… Надолго, сам знаешь.
Читать дальше