Энтони Леви - Кардинал Ришелье и становление Франции

Монморанси просил Гастона подождать его сигнала, прежде чем отправлять войска на Лангедок, но Гастон своевольно выступил через неделю после казни Марийака, собрав в Трире кавалерийский отряд приблизительно из 2500 человек. Лояльные французские силы немедленно двинулись на Нанси и 8 июля заставили герцога Карла лично попросить прощения у Людовика XIII. В середине июня Гастон двинул на Дижон армию наемников, призывая королевство подняться и освободить Людовика XIII от «тирании» Ришелье — «возмутителя общественного спокойствия, врага короля, разрушителя государства… тирана и угнетателя». Это был серьезный просчет. Горожане и парламент Дижона, как и большинства других городов, остались верными королю и воспротивились вторжению войск Гастона. Самому Гастону удалось собрать под свои знамена некоторое количество нетитулованных дворян в Оверни, но единственной его реальной надеждой теперь был Лангедок, в который он вступил 22 июля. 30 июля в Люнеле он встретился с армией Монморанси.

На заседании Лангедокских штатов, собравшихся 22 июля, Монморанси преднамеренно устроил провокацию: он от имени короля предложил депутатам одобрить назначение не уполномоченных, с чем те были согласны, а королевских «выборных» (élus). Ришелье, два года назад безуспешно пытавшийся ввести институт «выборных», снова хотел это сделать, а Монморанси хорошо знал, что депутаты были настроены решительно против этого. Когда «выборные» в конечном итоге определили размеры налогов, депутаты запротестовали, в то же самое время призвав герцога присоединиться вместе с ними к заявлению о верности королю и «освобождении провинции», скрывая за верноподданнической формулировкой декларацию о независимости.

Монморанси преднамеренно еще больше накалил обстановку, устроив арест депутатов вместе с архиепископом Нарбонны — сторонником Ришелье, который председательствовал на заседании штатов. В Тулузе парламент просто отверг эту декларацию и остался верным королю. Епископы Альби, Лодеве, Юзеса и Сен-Пона предложили открыть войскам Гастона города, в которых находились их кафедры. К лету 1632 г. Ришелье перестал доверять Монморанси и подготовил план его взятия под стражу в Монпелье, но произошла утечка информации, и Монморанси удалось избежать ареста.

Сам мятеж вскоре угас. Король, воспользовавшись процедурой lit de justice, приказал Парижскому парламенту зарегистрировать эдикт, приравнивавший к измене любое содействие Гастону, в то время как самому ему было предложено восстановить доходы и привилегии, если он покорится и распустит свою армию. Монморанси был объявлен изменником, а его огромное имущество конфисковано. В середине августа король повел армию на юг, и 1 сентября, еще не достигнув Лиона, услышал о победе более дисциплинированных и лучше обученных отрядов под командованием Шомбера при Кастельнодари, где тот, имея почти вполовину меньше людей, чем насчитывали мятежные армии, сумел успешно организовать противодействие им. Присоединившийся к рядам повстанцев сводный брат короля, граф де Море, сын Генриха IV и Жаклин де Бюэй, был убит, а тяжело раненный Монморанси, тщетно пытавшийся спасти его, был взят в плен. Говорят, у него были двадцать четыре раны от семнадцати ударов, а зубы выбиты пулей, но он прорвался через шесть рядов войск Шомбера и убил человека в седьмом ряду. [170]Мятежные офицеры были без промедления повешены.

Гастон, окруженный в Безье, пытался вести переговоры, одновременно надеясь на помощь испанских войск, дорогу которым преградил Шомбер. Людовик XIII и Ришелье перенесли переговоры в Монпелье. Гастон немедленно укрылся в крепости близ Каркассона, но, как и ожидалось, 11 октября был вынужден подчиниться, подписав в Безье «соглашение о мире» в обмен на прощение, которое распространялось только на самого Гастона и сопровождавшую его свиту, но не на Монморанси и не на сторонников Гастона в Брюсселе. Гастон торговался в надежде спасти Монморанси, но был вынужден оставить его на произвол судьбы. Один из соратников Конде обедал с Ришелье и сообщил из Монпелье 30 сентября, что Ришелье не оставляет ни малейшей надежды на помилование. [171]Гастона вынудили сделать заявление, что он разрывает свой союз с Лотарингией, Испанией, другими иноземными принцами и своей матерью. Он пообещал наладить отношения с Ришелье. Единственным удовольствием, которое он в итоге получил, была возможность заявить своему брату, что сестра герцога Лотарингского уже стала его женой.