Энтони Леви - Кардинал Ришелье и становление Франции

«Необъяснимым образом» — это фигуральное выражение. Существует множество разнообразных объяснений — от давления со стороны Ришелье на Анну Австрийскую, с тем чтобы она использовала страсть, которую питал к ней Бекингем (придворные слухи, приводимые Вольтером; маловероятно), до версий голландцев о том, что Бекингем был просто подкуплен (маловероятно), или Боссюэ о том, что Генриетта Мария воспользовалась своим влиянием на Карла 1 (почти невероятно). Карл I был, похоже, искренно расстроен, узнав о маневрах своего флота. Бейли. (Bailly. Richelieu. Paris, 1934. P. 196–197) подозревает какие-то козни со стороны Ришелье (не исключено), но мы не знаем, какие именно, каким образом и какой ценой.

См.: A.D. Lublinskaya. French Absolutism: the Crucial Phase 1620–1629. Cambridge, 1968. P. 218–219. Дамба была впоследствии разрушена штормом.

Были даже — что, пожалуй, неудивительно — письма, заканчивавшиеся словами: «Вашему Величеству будет угодно сжечь это письмо» (Lettres. Ed. Avenel. Vol. 2. Lettre DXV of 24 December 1627. P. 769).. Ришелье использует здесь будущее время не в смысле предсказания или приказа, а для сочетания предложения с просьбой.

Были две женщины, носившие имя Мария Гонзага: одна — дочь герцога Неверского, на которой хотел жениться Гастон, впоследствии она была предметом страсти Сен-Мара, другая — племянница Винченцо Мантуанского, которая вышла замуж за сына герцога Неверского, герцога де Ретеля, который позже стал правителем Мантуи.

Выдвигавшиеся против Ришелье обвинения в неверии, которое выражалось в пренебрежении к политическим устремлениям Католической партии, причинили впоследствии ему больше вреда, чем он, по всей видимости, осознавал. Когда внезапно умер Берюль, в народе широко распространилось мнение о том, что Ришелье отравил его. Ришелье попросил ораторианца отца Бертена опровергнуть эти слухи в Риме и одновременно получить для него ранее упоминавшееся нами освобождение от обязанности ежедневного проведения богослужений.

Avenel. Lettres. Vol. III. P. 151.

Avenel. Lettres. Vol. III. P. 180.

Гастон был вдовцом с 4 июня 1627 г. Несмотря на громкие заявления о своей скорби, его окружение начало обсуждать возможных кандидаток на место его новой жены уже на четвертый день после смерти первой. Упоминались три имени: дочери императора, Марии Гонзага — дочери герцога Неверского, правителя Мантуи, и происходящей из рода Медичи сестры великого герцога Флоренции, которой отдавали предпочтение Мария Медичи и папа.

Более подробно о сложных отношениях между семейством Гонзага и Неверами см. историю Таллемана «Польские короли и их сестры» (Tallemant. Historiettes. Ed. Antoine Adam. Vol. I. Paris, 1967. P. 584–592, а также примечания редактора — P. 1191–1200). Мария Гонзага, которую полюбил Гастон, родилась предположительно в 1612 г.; позже за ней ухаживал Сен-Мар, но в конце концов она вышла в 1646 г. замуж за Владислава IV Польского, а впоследствии за его брата, Яна II Казимира. Она умерла в Варшаве в 1667 г. и была известна как Луиза Мария, поскольку в Польше имя Мария, используемое без других, обозначало Пресвятую Деву. Гастон, похоже, попытался лишить ее дома во Франции, предоставленного ей Екатериной де Лонгвиль, урожденной Гонзага, которая была замужем за Анри I де Лонгвилем.

Есть два письменных свидетельства о триумфальном возвращении Ришелье 14 сентября 1629 г., прибывшего в сопровождении двора, который встретил его в Немуре. В одном сам Ришелье сообщает, что, поскольку король был еще на охоте, его приняли две королевы и что холодное отношение Марии Медичи озадачило и вызвало оцепенение у всех присутствовавших. С другой стороны, Матье де Морг обвиняет Ришелье в дерзости, проявленной во время беседы, и в «наглых» нападках на Берюля и других членов окружения королевы-матери. По возвращении Людовика XIII, пишет Ришелье, он попросил о разговоре с ним, был встречен весьма приязненно, но сказал, что у него нет иного выбора, кроме как сложить с себя министерские обязанности. Он также написал королеве-матери, отказываясь от обязанностей, которые выполнял при ее дворе, и в то же время уверяя в своей глубокой и неизменной преданности ей. Пришедший в полное замешательство король понял, что дело нужно срочно уладить. Двор целиком принял сторону Ришелье.

См.: Louis Battifol. Richelieu et le roi Louis XIII. Paris, 1934. P. 216–222. Венецианский посол Цорци писал 6 ноября, после смерти Берюля, что тот был ответствен за усиливающееся враждебное отношение Марии Медичи к Ришелье.