Амели Нотомб - Преступление графа Невиля. Рике с Хохолком

– Черт-те что. Никаких таких импульсов я не чувствую.

– Судьба действует, даже если ты не чувствуешь этого.

– Нет никакой судьбы.

– Почему же тогда ты веришь в предсказание мадам Портандюэр? Так веришь, что идешь у нее на поводу, ищешь идеальную жертву среди своих гостей! Ты погубишь себя, папа. Эврар высказался категорично, ты не можешь замыслить убийство гостя, каким бы одиозным он ни был. Что ты будешь делать?

– Не знаю. Тебя это не касается.

– Нет, касается. Я тоже не сплю уже две ночи. Я рассмотрела все возможности. Поверь мне, нет другого выхода, кроме того, что я преподнесла тебе на блюдечке.

– Я отказываюсь.

– Я следую твоей логике, папа, логике прецедентов. Довольно странная, впрочем, логика, но она твоя. Не надо звонить Эврару, чтобы узнать, был ли прецедент детоубийства в среде знати. Я сама тебе скажу: был – Агамемнон и Ифигения. Очень хорошая семья, ты сам всегда это говорил.

– Ты видишь, как этому прецеденту хочется подражать? Какие ужасы случаются с отцом-детоубийцей?

– Ужас, да, но не низость. Если ты убьешь меня на garden-party, все увидят в тебе монстра, но никто не сочтет твой поступок недостойным, неблагородным в этимологическом смысле слова. Детоубийство – это отвратительно, но не бестактно. Ты не нарушишь этикета. С тобой будут по-прежнему поддерживать отношения, как и с твоей женой и детьми.

– Хорошенькое дело!

– Да, хорошенькое дело. Это самое главное. Ты должен быть не только хорошим отцом мне, ты должен быть хорошим отцом еще и Оресту, и Электре и хорошим мужем маме. Если ты убьешь гостя, тебя не захотят знать. А если ты убьешь меня, тебя будут продолжать принимать.

– Я хочу также быть хорошим отцом тебе, представь себе.

– Вот тебе отличный случай это доказать.

– Быть хорошим отцом – не значит повиноваться бессмысленному требованию девчонки, возомнившей себя Антигоной.

– Антигоной? Ничего подобного! Антигона любила жизнь. Я – нет.

– Короче, я не пойду у тебя на поводу.

– Ты еще не понял, что у тебя нет выбора. Папа, это и есть судьба.

– Даже будь это правдой, я не способен на такой поступок.

– Ты полагаешь, что Агамемнон считал себя способным? Тебе не кажется, что все в нем ему противилось? А ведь его случай хуже твоего. Ифигения не хотела умирать.

– Ты манипулируешь мной. Ты чудовище.

– Еще одна причина меня убить.

– У тебя на все готов ответ. И как, по-твоему, я должен это сделать?

– Как ты и собирался: из охотничьего ружья.

– Выстрелить из длинноствольного карабина двадцать второго калибра в голову дочери – это невозможно.

– Придется. Или ты предпочитаешь столкнуть меня с угловой башни?

– Нет. Пусть Плювье не коснется это безобразие.

– Яда у нас нет, не получится изобразить из себя Борджиа.

– Я должен прицелиться с башни?

– Слишком рискованно. Ты можешь попасть в кого-нибудь еще. Я не думаю, что ты отменный стрелок, папа. Вечером ты пойдешь и возьмешь карабин. Я буду в саду с гостями. Ты вернешься, раздвинешь толпу и, не теряя времени, выстрелишь в меня в упор.

– Немыслимо!

– Придется. Каждый раз, когда тебе придет в голову возражение, повторяй про себя это слово: «придется». Никакие отговорки не принимаются.

– Значит, ты меня не любишь?

– Нет, люблю.

– Если бы ты меня любила, то не велела бы мне совершить эту гнусность.

– Именно потому, что я тебя люблю, я приказываю тебе ее совершить. Для тебя это единственный выход.

– А для тебя?

– О, обо мне не беспокойся, я предвкушаю, что меня наконец что-то торкнет, и я уже счастлива. Если бы ты знал, как тяжело, когда тебя ничто не торкает!

– Девочка моя, сегодня второе октября. Я должен тебя… Твой план должен осуществиться четвертого октября. Как дожить до этого?

– Об этом не думай. Сосредоточься, как каждый год, на подготовке к garden-party.

– Как я могу не думать об этом?

– Агамемнон тоже заранее знал, что должен пожертвовать любимой дочерью. Вряд ли он так сильно отличался от тебя.

– Для него, по крайней мере, это было жертвоприношение.

– Если это может тебе помочь, скажи себе, что это тоже жертвоприношение. По зрелом размышлении так и есть: ты принесешь в жертву свою дочь.

– Ради чего я принесу тебя в жертву?

– Ради того, чтобы мир следовал своим путем. Ради долга, который живет в тебе с рождения, ради чести, состоящей в том, чтобы уважать своих гостей, ради памяти твоих предков, которые бились за то, чтобы сохранить ее любой ценой.

– Что за варварство!