Райдо Витич: Послесловие

— А он твой жених? — пальто повесила.

— Представь.

— Давно?

— Не твое дело. Чтобы я рядом с ним тебя не видела!

— "Жених"! — хохотнула Ира. — Интересно, когда он в курсе будет?

— А тебя кто спрашивает, бл… фронтовая? — выступила на нее Иванова.

— А ты мне стелила? — посерьезнела Ира. Лена сама не поняла, что сделала, только не сдержалась и въехала за оскорбление Иры Зое локтем под дых. Между прочим. Ту свернуло, охнула. Девушка шкафчик закрыла и бросила ей:

— Странно, шлюх на фронте не видела, зато смотрю в тылу их развелось немерянно.

Развернулась и пошла к пульту, не думая, что такое брякнула.

Тома подругу обняла:

— Ничего, сделаем мы их.

— Меня может и да, — хмыкнула Сиротина. — А ее трогать не советую.

— Это почему? — зло прищурилась на нее Зоя.

— Потому что мозгов у вас нет, пудрой и помадой да шмотками заплыли. А были бы, сложили — фамилии.

— Ты, контуженная, что несешь?!

Ира спокойно затушила папироску:

— Как у полковника фамилия? А у Лены? — и хмыкнула. — Матрешки тупые, — вышла, бросив на них презрительный взгляд.

Тамара с Зоей переглянулись и нахмурились: фамилии действительно у обоих — Санины.

— Ну и что? — протянула Тамара, а Зоя помолчала, в себя немного пришла и бросила:

— Знаешь, а твоя тактика выжидания подходящего момента, похоже, в пролете.

— Это еще посмотрим!

— Ну, ну, — протянула девушка, подозревая, что на Санина, пожалуй, планы больше строить не стоит. Себе дороже обойдется.

Лена полдня мучилась от головной боли, что усиливалась от попыток вспомнить понять, что же происходит и откуда у нее стойкое ощущение близости с Николаем, ощущение стойкого знания его от взмаха ресниц, до манер, отчего даже в молчании он понятен ей, как она сама.

Она настолько увлеклась попыткой докопаться до истоков своего состоянии, что забыла, что Николай обещал прийти за ней к обеду. С минуту смотрела на него, не понимая, зачем он явился.

— Пойдем, пообедаем, — склонился над ней, в глаза заглядывая. — Ты бледная. Все нормально, Леночка?

— Ты как привидение, — бросила не подумав. Он грустно улыбнулся:

— Мы оба с тобой привидения. Пойдем обедать? — руку подал. Лена встала, обогнув ее и, пожалела, что ломает себя. Николай был так близко, что хотелось плюнуть на все метания и изыскания и просто прижаться к нему, обнять и хоть минуту постоять, слушая его дыхание, биение сердца.

— Что-то не так, Лена? — заметил ее задумчивость мужчина.

— Мы можем поговорить? — решилась.

— Конечно, — заверил и, придерживая под локоть, провел в свой кабинет, бросил Лидии Сергеевне. — Меня нет минут на сорок.

— Хорошо, — заверила та.

Лена нерешительно замерла у стола, поглядывая на подносы с пищей.

— У меня нет денег…

— Ты решила меня обидеть? — осек ее взглядом и ей стало не по себе.

— Прости. Я не знаю, как себя вести, — призналась. Николай нежно обнял ее со спины, поцеловал в висок:

— Перестань видеть во мне свое начальство. Для тебя я не полковник.

— А кто? — покосилась.

— Муж.

Прошел к своему столу и вытащил нужные бумаги, что подготовил в первую очередь. Положил перед ней, сверху карандаш:

— Тебе нужно только поставить подпись.

Она не шевелилась. Она смотрела на листы и понимала, что очень хочет это сделать, но…

— Зачем я вам?

Санин моргнул, не зная, что ответить на столь странный вопрос. А зачем воздух? Зачем солнце, зачем небо?

Лена отошла к окну и уставилась на улицу:

— Вы мне очень нравитесь… очень. Я вас осенью увидела и… странное ощущение, знаете, что-то близкое и что-то непонятное, теребит и теребит, — призналась тихо и Николай замер. Боясь вздохом. Движением спугнуть ее откровение. Стоял и смотрел на нее, пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами, сглотнуть ком, вставший в горле.

Четыре года! Четыре года, как в аду без нее! И она в аду и он…

Гребанный фашизм, гребанная война, проклятая судьба…

Ну, било бы по нему — а ее-то зачем, за что?

"Милая, нежная, славная девочка, я все для тебя сделаю. Главное ты нашлась, главное мы вместе".

— "Вы" не пойдет — «ты», Леночка, — обнял за плечи ладонями, развернул к себе. — Что тебя мучает, родная? Ты сказала, что я нравлюсь тебе, так в чем дело?

— Я вам не пара: посмотрите на себя и посмотрите на меня.

— Все?

Посмеяться бы, а не смешно. Он видел ее, держал в своих руках и осознавал, как она прожила последние годы — наверняка недоедая, недосыпая, болея. Одна. От этого хотелось кого-нибудь убить, что-нибудь разнести к чертям.