Райдо Витич - Имя - Война

Бинокль бы, хоть отсюда посмотреть, оценить приблизительно силы врага. А не зная обстановку в пекло лезть?..

— Уходим, — приказал лейтенант. Отряд дальше двинулся.

Коля шел и думал: почему он не отдал приказ атаковать противника?

Испугался, струсил? Боится потерять бойцов, не довести девушку в безопасность, к своим? И понял одно — он не готов быть командиром, не готов нести ответственность за жизнь и смерть своих бойцов, тем более, мирное население. Его учили воевать, учили командовать, но одно руководить солдатами в мирное время, хоть и представляя военное, другое отправлять на смерть на самом деле, прекрасно отдавая себе отчет, что любой бой несет за собой человеческие потери. Будь он один, будь только с Саней — они бы устроили фейерверк. И это было бы их решение, только их выбор, и только за себя.

Он был готов умереть, но не готов видеть смерти, тем более быть ответственным за них.

— Тебе нужно взять командование на себя, — сказал тихо Дроздову.

— Ни черта, Коля, — мотнул тот головой. — Я не справлюсь.

— Справишься.

— Нет. Это ты справляешься, принимаешь взвешенные решения, а я дров наломаю. Оно надо? И так щепки летят.

— Боишься?

— Скажем так: не готов. Я всегда считал себя зрелым, опытным, даже битым, а тут понял — пацан: и сопли и слюни готов распустить, даже заплакать или без ума в бой ввязаться. Одному — пусть, а когда на тебе отряд, так нельзя. Всех крутит, но ты хоть эмоции сдерживать умеешь, а я, — рукой махнул. — Так что, извини, старичок, помочь не могу.

— Мне не место в командирах, Саня. Я…испугался, — признался.

— За людей?

Николай покосился на Лену.

— И за нее, — понял Дроздов, уловив взгляд друга. — Ясно, — подумал и кивнул. — Я бы тоже испугался.

— Так нельзя, не то время.

— Перестань каяться, я не комсорг и не парторг.

— Меня бы расстреляли по закону военного времени.

— Расстреляли, — согласился. — Но ты жив, и солдаты, и Лена. Девушку пристроить надо. Глупо ее с собой таскать, нарвется на пулю.

— Она не осталась.

— У Пелагеи? Н-да. Ну, хоть молчит, и то ладно, а то вспомни: в первый день жужжала "надо бить врага, а не отсиживаться"! Пчела, елы, весь мозг проела.

Лена не слышала их разговор, она брела по лесу, вглядываясь под ноги и стараясь не упасть, не сбавить темп, поспеть за своими. И думала: что происходит? Что случилось с ней, ее землей, с людьми на этой земле. Думала над словами Пелагеи, поступком Жихара, убитом Яне, Наде, той неизвестной ей женщине-фельдшерице, о пленных, закрытых в том лагере. Ей все казалось вывернутым, ненормальным, но принималось почти как норма. Не страха, ни паники, что накрыла ее в первый день войны — прострация, глухая стена тишины внутри. И лишь одно вызывает сожаление — потерянный в диком беге пистолет, что дал ей Николай. Дом, радужная, правильная жизнь, поездка в Брест — воспринимались отстраненно, будто было все очень, очень давно, лет десять назад, не меньше. Да и было ли?

Она потерялась, запуталась в себе и окружающем, резко перевернувшим привычный мирок внутри нее, во вне. И она уже не знала, что было, что есть, что будет, что правильно, что нет, что ей делать. Она подчинилась давлению обстоятельств и командам Николая, мнению отряда, что стал теперь для нее проекцией всего мира, общества. Она не понимала, стоит ли с этим бороться, потому что не знала, будет ли права.

"Есть слово "надо", — вспомнились слова Игоря: "нравится или нет — личное, частное. Оставь его при себе. А «надо» — твой долг и обязанность. Ты должна учиться, сейчас это твой долг твоей стране".

Все изменилось — пришло время отдать другой долг стране: гражданский, человеческий. И понятно, что выполняя его можно погибнуть… а ведь хочется жить, удивительно сильно хочется жить, любить, смеяться. Снова, как «вчера» бегать по лужам, размахивая сумкой с учебниками. Пить чай из пузатой кружки с золотистым ободком, уплетать Надины пирожки с картошкой и смотреть в окно, на спешащих по своим делам людей. Крошить голубям хлеб, слушать классическую музыку по радио и улетать в мечтах за облака, где она — летчица Советского Союза повторяет перелет Чкалова вокруг Земли, через страны и континенты…

Может, это как раз то личное, которое нужно оставить при себе? Война и мечты — несопоставимы. Она не имеет права на мечту, когда Родина в опасности. Она должна поступить как комсомолка, гражданка великой страны Советов, а не девочка — фантазерка.

Баретки промокли насквозь, ноги замерзли и разъезжались, пробираясь по грязи и опавшим листьям, но Лена не чувствовала этого — она мечтала. В той иллюзии девушка не брела в неизвестность мокрой, озябшей курицей под дождем в лесу — она спасала пленных, отважно громила тот лагерь, что прошли. Немцы, бросая оружие, в ужасе бежали прочь, военнопленные обнимали на радостях своих, а за их спинами по полю скакала, пришедшая на подмогу красная конница с шашками наголо: "Урааа!" Победа…