Владимир Кораблинов - Воронежские корабли

А Васятка тащил шкатулку и стульчик. Он думал, что теперь с ним будет. Тоска пала на сердце.

Вспомнил, что Пегашку угнали неизвестно куда, а у него там в санях узелок с харчами.

И вот Пегашки нету, и харчей нету.

И стало еще тоскливей. Пропал.

Между тем день разгулялся, ветер разогнал облака, глянуло веселое солнце.

На мачтах кораблей ярко затрепетали флажки – синие, белые, голубые. Иные – махонькие, а иные – длинные, с двумя языками.

Где-то на берегу ударили в колокол. Мужики побросали работу, стали креститься. Сели на бревна, на груди камней, принялись за еду. А еда у них была плохая: хлеб да вода.

Ижорский герцог завернул на мост – к адмиралтейскому двору. А кавалер Корнель, смеясь, маня за собой Васятку, вприскочку пошел дальше по берегу. И все выше забирал, карабкался на крутые глинистые бугры. Васятка насилу поспевал за ним.

Охранные солдаты неотступно шагали вслед, но бить шаг уже им стало невозможно: глина и круча. Они тоже карабкались. Со стороны казалось, что солдаты преследуют убегающего кавалера.

Так взобрались на Чижовские горы. Отсюда все было видно: и городские стены, и посад, и петляющая река с верфью, адмиралтейством, дворцами и хибарками.

И, хотя лед на реке Воронеже еще стоял, извилины русла были черны от прибылой воды с Дона.

Солнце зашло за облако, и облачная тень шибко бежала по грязному снегу.

Ветер крепчал и крепчал. Кавалер кутался в плащ, обеими руками удерживал шляпу. Но смеялся, топал ногой, что конь, говорил:

– Гут! Карашо!

Потом шарфом обмотал шляпу, чтоб ветер не унес. Принял из Васяткиных рук шкатулку и стульчик. Шкатулку поставил наземь, а стульчик разложил, уселся. Один к другому приставил два кулака и как в трубу начал в них глядеть на город, на реку, на корабли. И, видно, остался доволен, потому что еще несколько раз сказал:

– Гут! Гут!

После чего подышал в пригоршню и указал Васятке на шкатулку: подай, мол.

Васятка подал.

Солдаты стояли навытяжку – по артикулу. Кавалер засмеялся и сказал:

– Фольна. Гуляйт.

Солдаты опустили ружья и отставили ногу.

И тут кавалер открыл шкатулку. Достал из нее бумажный лист и медными шпильками стал прикреплять его к крышке. Ветер рвал из рук бумагу. Но он не сдавался – локтем, ладонью прижимал к шкатулке трепещущий лист.

Наконец бумага была прикреплена. Кавалер надул щеки, сказал: «Пуфф!» – и принялся рисовать.

Он шибко черкал карандашом по бумаге, мотал головой, кланялся. Выпячивая нижнюю губу, поглядывал то на лист, то на ландшафт. Иногда далеко отставляя от глаз карандашик, большим пальцем измерял пропорцию. Карандашик был в стальном зажимчике, чтобы ловчей держать.

Васятка глядел, не дышал. Удивлялся, шмыгал носом. Забыл про Пегашку, про узелок с харчами.

Забудешь! На бумажном листе то ничего не было, а то вдруг – башня, стены, еще башня… Как в городе, так и на бумаге. Кавалер все по порядку рисовал.

А солдаты стояли вольно, отставив ногу. Поглядывали через плечо кавалера. Ухмылялись.

Васятка догадывался, бежал мыслью за шибким карандашом: вот сейчас на листе церковь будет, вот – избенка кособокая, вот… Но ветер рванул с такой яростью, что лист трепыхнулся, как парус, сорвался со шпилек.

И, взвившись, белой птицей полетел вниз, по буграм.

– Батюшки! – завопил Васятка и опрометью помчался догонять лист.

Собачонка подумала, что с ней играют. С веселым лаем она кинулась за мальчиком. Тогда кавалер сказал сердито:

– Ферфлюхт! Шорт побираль!

И стал объяснять солдатам, что нужно сделать. Он объяснял руками.

Солдаты сперва не понимали, стояли, тараща глаза, переглядывались. А потом сообразили. Поставили ружья в козлы и, вынув тесаки, принялись за работу.

Они тесаками копали мерзлую землю. Рыли яму.

Кавалер Корнель радовался их сообразительности и весело смеялся, приговаривал: «Зольдат молодес!»

в которой говорится, для чего солдаты выкопали яму, что подумали посадские жители, а также – как Васятка удивил кавалера Корнеля

Васятке пришлось далеко бежать за улетевшим листом. До крайних посадских изб, Но он все-таки поймал бумагу. Она с одного края порвалась и маленько замаралась о рыжую глину.

Когда, раскрасневшийся, тяжело дыша, он вернулся назад, яма была вырыта по колено.

«Господи! – удивился Васятка. – Это на кой жа?»

Он протянул кавалеру пойманный лист. Господин Корнель взял испорченную бумагу, ловко сделал из нее колпак и напялил Васятке на голову – по самый нос.