Так и вышло, что Омфала научила Геркулеса прясть. Он быстро выучился и прял поразительно тонкую и крепкую нить. Он признался, что ему всегда хотелось быть женщиной и что теперь он, наконец, понял, как много удовольствия упускал. Омфала нарядила его в женскую одежду, помыла, причесала, заплела в косы его гриву, и завязала косы голубыми ленточками. В этом святилище пупа он был счастливее, чем когда-либо и где-либо прежде, потому что духи детей, не узнав его в его новом наряде, надолго перестали его мучить. Талфибий тоже потерял его след, и поскольку в святилище не имел права вступать даже вестник, Геркулес мог оставаться там в безопасности много лет, если бы не пришли вести из Теоса, города на побережье, что «Арго» зашел туда для починки. Идя вдоль берега из Тенедоса, корабль наткнулся на подводный риф, и только непрерывно вычерпывая воду, аргонавтам удалось добраться до берега и вытащить на сушу корабль; носовая обшивка по левому борту оказалась разорвана.
Когда Геркулес услышал эти новости, он швырнул прялку через двор, сорвал женское платье, схватил свою дубину, лук и львиную шкуру и в ярости помчался к морю.
Аргонавты ничего не добились, выслав навстречу Геркулесу Эхиона, чтобы вестник его успокоил. Калаид и Зет были предупреждены лесбийкой Метимной, что Геркулес намерен их убить за то, что они уговорили Ясона покинуть его близ устья реки Киос. И как только вдали показалась его мощная фигура, они спрыгнули с корабля и с поразительной скоростью помчались по речной долине, мечась из стороны в сторону, чтобы помешать ему целиться. И все-таки Геркулесу потребовалось пустить только две стрелы. Оба упали, каждый — пораженный под правую лопатку, и умерли на месте. Так Геркулес полностью им отплатил и, улыбаясь, подошел к оставшимся аргонавтам, дабы их приветствовать, и его косы с голубыми ленточками подпрыгивали на плечах. Он обнял Адмета и Акаста и сказал:
— Дорогие товарищи, умоляю вас, попробуйте прясть! Нет в мире занятия, столь успокаивающего.
Они дали уклончивые ответы, и он уже собирался силой принудить их к этому немужскому занятию, когда случилось одно происшествие. Вестник Талфибий сошел с аргивского корабля, который только что пришвартовался у пристани, и сразу же обратился к Геркулесу:
— Благороднейший Геркулес, какая добрая встреча! Привет тебе от царя Эврисфея, он поручает тебе совершить новый Подвиг. Он не удовлетворен тем, как ты очистил конюшни царя Авгия, эпия из Элиды, потому что ты выполнял эту работу не один; копали, рыли и ставили запруды сами эпии своими собственными мотыгами. А ты должен вместо того Подвига совершить новый.
Геркулес вскричал:
— Священные Змеи, Навозный Жук, я думаю, это — самая вздорная жалоба, которую когда-либо слышал! Сперва мне запрещается пуститься вдогонку за Авгием и спросить его позволения чистить конюшни, а когда затем, не желая оскорбить моего старого товарища, вторгшись в его владения, я заставляю слуг выполнить задание, мне говорят, что оно неправильно выполнено. Что ты сам скажешь, царь Авгий? Хорошо я поступил? Это ты должен сказать, а не Эврисфей.
Авгий беспокойно ответил, что он и впрямь очень хорошо поступил.
— Ага, Навозный Жук, слышишь, что он ответил? — сказал Геркулес. — Но в конце концов — Подвигом больше, Подвигом меньше… Скажи мне, чего на этот раз желает твой сумасброд-хозяин.
Тогда Талфибий повелел ему принести полную корзину священных апельсинов, или золотых яблок, как их иногда называют, с островов Гесперид — Подвиг, о котором здесь уже упоминалось. После чего Геркулес предупредил Авгия, что поскольку Эврисфей отказался признать предыдущий Подвиг и поскольку Авгий считает, что выполнен он был и впрямь очень хорошо, Авгий должен в утешение дать ему награду — одну десятую эльдского скота, Авгию пришлось согласиться на это возмутительное требование, но он отнюдь не намеревался его выполнить. Автолик, Делейон и Флогий, бывшие товарищи Геркулеса, не отважились бросить ему в лицо обвинение в преступлении, подобном тому, за которое он покарал Калаида и Зета, а именно, что он умышленно бросил их много лет назад в земле пафлагонцев. Узнав их, он их столь восторженно приветствовал и так сердечно похлопал по спине, что они предпочли полностью забыть обиду; и в самом деле, ведь случилось так, что он их щедро облагодетельствовал, ибо вынужденное пребывание в Синопе обогатило их на всю жизнь. Прежде чем Геркулес ушел, он подробно расспросил Эхиона, что случилось с Руном; и поскольку от него не следовало отделываться, давая двусмысленные ответы, Эхион напрямую рассказал обо всем, что случилось, но обязал верзилу хранить тайну до тех пор, пока сияющее Руно снова не будет растянуто на носу «Арго». Геркулес не выразил удивления ни в одном из мест повествования, но когда услыхал о том, как страстно влюбилась в Ясона Медея, он вздохнул и заметил с необычайной кротостью:
Читать дальше