Тулепберген Каипбергенов - Неприкаянные

— Язык-то ваш, кайнага, не слуга вам. То зовете меня дочкой, то сношенькой. И почему об Айдосе говорите? Хивинца-то привели сюда вы.

— Что городишь, сестричка?! Я по пути здесь оказался, домой ехал…

— Путь в ваш аул лежит в другой стороне.

— Как же бросить гостя на полдороге?

— Бросили же сегодня… В хлеву он.

Не Айдосу, оказалось, надо было грызть горло, а этой дьяволице.

— Проклятая! — завизжал Кабул. — Заодно с Айдо- сом ты. Вместе вы погубили племянника хана.

Вздрогнула Кумар. Наконец-то вздрогнула, покинуло ее спокойствие. Но не страх сменил его. Не знала, видно, беспутная, страха. Негодование пришло к ней.

— Сам погубил себя хивинец. Перешагнул порог, охраняемый шариатом, коснулся запретного…

— Ха, нашлась защитница шариата…

— Что ж, если бии не способны оградить нас от надругательств, пусть сделают это дочери биев.

— Ты, значит?

— Я.

Кабул вылез из своих курпачей и подушек, как из норы волчьей, оскалил зубы. Зачихал, закашлял, пытаясь посмеяться над несчастной блудницей.

— Пусть тебя и казнит хан.

Она посмотрела ему в глаза. Дерзко и смело посмотрела. Не встречал он такого взгляда у степнячек.

— Готова к этому. Надену на свою шею петлю. Не на вашу, кайнага. Вашей больше подойдет ярмо ханского вола.

Взвизгнул опять Кабул: оскорбила, унизила его проклятая Кумар.

— Убери свое угощение!

Носком сапога он опрокинул чайник, расплескал все по коврам и паласам. Вышел из юрты. Злой, готовый снова перегрызть чье-нибудь горло. Чье бы только? Айдоса!

Не было за юртой Айдоса. Был Али.

По бийскому холму, погоняя нещадно плетью лошаденку, — не ту пегую, на которой уехал, другую, чалую, такую же неказистую, как и прежняя, — поднимался стремянный старшего бия.

Екнуло сердце Кабула. Забыл он про Кумар, обиду свою отбросил: пустое все. Крикнул вниз стремянному:

— Что сказал Айдос?

Конь у того трудно шел: холм хоть и пологий, а все же высота. Ноги чалого едва передвигались.

— Что сказал Айдос? — снова в нетерпении крикнул бий.

Но Али весь в своего хозяина. Молчит, негодный, и, лишь когда поднялся и стал слезать с коня, сказал:

— Захвати лопату и иди в хлев!

Выругался Кабул: не то хотел узнать от Али. В лопате ли дело? Однако взял лопату, стоявшую у юрты, пошел в хлев.

У дверей его нагнал Али.

— Что Айдос сказал? — в третий раз спросил Кабул. В голосе его было такое нетерпение, что Али поспешил ответить:

— Сказал: закопайте хивинца в навозе, суньте в рот кизяк коровий.

— Э-э, будто кизяком мы заткнем рот глашатаю, который объявит о нашей казни…

— Не объявит, — успокоил бия Али. — Все берет на себя Айдос. Давай поторопимся, надо успеть спрятать хивинца до приезда Мыржыка. Он уже близко…

Кабул воткнул лопату в навоз, разворотил его и, обнажив землю, влажную, мягкую, стал копать. Что еще сказал Айдос?

— Вместе поедете в Хиву.

Что?! — Лопата выпала из рук Кабула и с глухим стуком опустилась на землю, — Зачем ехать мне, когда Айдос все берет на себя?!

— Копай, копай! — сунул снова в руки бия лопату Али. — Не на казнь поедешь, а на праздник. Забыл разве приглашение хивинца? В Хиве той по случаю окончания молодыми муллами медресе… Повеселитесь…

Тьфу, будь он неладен, этот хивинец! До веселья ли тут! Если угодно богу, повеселюсь в своем ауле.

— Прежде сделаем, что велит Айдос. Ему за нас отвечать перед ханом. Копай, бий! Не себе роем могилу, а этому нечестивцу.

Покряхтывая и поругиваясь, Кабул взялся за дело. Лопата вонзалась в землю и откидывала ее на край ямы. Али отгребал ее, смешивал с навозом, чтобы было чем засыпать покойника. В навозе приказал Айдос похоронить хивинца.

— Пора! — сказал Кабул. — Готова могила. Неглубокую яму вырыл Кабул, ну да так получилось уж второпях… К тому же, по обычаю, могиле и положено быть мелкой.

Али втянул хивинца в углубление, усадил, стал заталкивать в рот мертвецу кусок кизяку.

— Закопаешь сам! — сказал Кабул. Оставил лопату и вышел из хлева.

Вовремя вышел. Волк чует, когда надо покидать опасное место. Почуял и Кабул.

У юрты уже стояли кони Бегиса и Мыржыка. Спешиться собирались братья. И спешились бы, вытянули бы ноги из стремян. Помешал Кабул. Удивил братьев своим появлением. Откуда взялся?

Гость — прошеный, непрошеный — все же гость. Закон степи — открой двери и сердце путнику. Однако, если оказался в доме, поприветствуй хозяина, объяви о цели приезда.

Этого ждали братья.

Не подошел к ним Кабул, не произнес слов, достойных случая. Направился прямиком к своему коню, привязанному к жердям загона, распутал повод, влез в седло и, уже проезжая мимо братьев, бросил наконец: